Тяжело поднявшись, мальчик сел, прислонившись спиной к стене, потрепал кота за ухом. Посмотрел на валявшуюся пачку окурков и зажигалку, усмехнулся — и отрицательно качнул головой.
***
Ступив на порог родной квартиры, мальчик невольно поёжился: как-то подозрительно чисто и тихо. Его и отцовская куртки висят на вешалке. Башмаки — на полочке для обуви.
Светло. Ни пылинки, ни пятнышка грязи. Пол едва ни блестит. И нет привычного запаха алкоголя, только слабый, значительно слабее, чем обычно, горьковатый дух табака. И холод, сквозняк. Все двери распахнуты, слышен шум ветра.
Сердце ребёнка заколотилось, под ложечкой неприятно засосало.
Всё так же на каменных ногах мальчик разулся, чего почти никогда не делал, находясь здесь, а после — на цыпочках прошёл на кухню. Дёрнулся, уловив краем зрения щуплую полуголую сидящую фигуру отца. В одних брюках, он сидел на постели в своей спальне.
— Привет, сын, — сказал он не глядя.
Низкий, спокойный хриплый голос.
— Ты не бойся, проходи, чувствуй себя, как дома.
Речь ровная, произнёс без запинки. Да и сказал так, будто бы улыбнулся.
Арчи попятился к входной двери, предчувствуя недоброе.
— Я ещё погуляю, ладно?
— К вечеру возвращайся, — пожал плечами.
Захлопнув за собой дверь квартиры, мальчик поднялся на этаж выше, и только там выдохнул.
Нет, ну возможно всякое, но это уже перебор. Не находя нужных слов, Арчибальд просто понимал: нет. Ни при каких обстоятельствах он не станет возвращаться сюда. Ни за что.
Успокоившись и взяв себя в руки, мальчик заспешил вниз и столкнулся с отцом, который уже ждал его.
Высокий, с короткими чёрными волосами, чистым, бритым вытянутым лицом, он улыбался. В глазах стоял стеклянный блеск.
— Нам нужно поговорить, сын, — произнёс он всё так же ровно и мягко, крепко схватив парня за плечи, обнимая его.
Сильный, слишком сильный чтоб сопротивляться. Мальчик попытался вырваться, но и без того слабое тело уже едва ли было способно на борьбу.
Мужчина подтащил ребёнка к лестнице. Тот упирался, что было сил вцепился ему в локоть, прокусив кожу до крови, а отец даже не вскрикнул, только дёрнулся немного. И всё так же смотрел поверх, в окно над лестницей.
— Нам нужно расстаться, — бросил спокойно, продолжая тащить мальчика всё ближе и ближе к ступеням. — Твоя страховка сделает мою жизнь лучше. Ты скучал по матери, — хрипел он, — я скучал. Поговори с ней, скажи, что я её люблю.
«Шаг назад, потянуть на себя. Будет больно».
Выгнув спину, мальчик отступил, намеренно теряя равновесие. Подался в сторону, таща тело отца за собой.
«Держаться. Держаться как можно крепче, — приказал себе ребёнок, зажмурившись, прижавшись к груди мужчины».
Всё случилось мгновенно.
Тяжёлый хруст, даже без крика: тело отца валялось на лестничной клетке. Голова неестественно вывернулась, а по нижней губе стекала слюна.
Арчи был тяжелее, крепче. Он выжил. Всё ещё лёжа на пока что тёплой груди, он дрожал, переживая одновременно и страх и радость: вот только что он мог умереть, и ведь нет. Повезло ли ему, знал ли, что делать — не важно. Куда важнее — его проблема, его самая главная проблема наконец решилась. Перестала дышать. Перестала видеть и слышать.
А, нет, пыталась встать. Сосуды на шее воспалились. Под очень кривым углом, мужчина пытался повернуть головой, сжать челюсти, что-то сказать.
Вид человека на грани смерти — вот такой дикий и неприкрытый — с Карлом-то всё во тьме разрешилось — смутил ребёнка.
Отпрянув, наступил ногой ему на грудь, и насколько хватило сил, дёрнул его голову в другую сторону. Новый хруст, шумный вздох — и тогда всё закончилось. Мужчина испустил дух, теперь сомнений не оставалось. Только этого мало.
***
Уже в квартире, положив труп в прихожей и закрыв за собой дверь, парень снова посмотрел на бездыханное тело, а после — достал нож.
Крепко сжав его в ладонях, он вонзил его в оголённый торс отца. С лёгким хлопком треснула плоть.
Снова и снова, каждый удар сопровождался мягким, чавкающим звуком, а горячая кровь всё прибывала и прибывала.
С силой, с отчаяньем ребёнок продолжал бить холодеющий труп, и в глазах мальчика плясали огни радости обретённой свободы. Живот, искривлённая шея, поясница — везде, везде где только мог он оставлял всё новые и новые раны, раз за разом погружая нож в тёплое мёртвое тело.