Арден сделал шаг назад, чувствуя, как напряжение постепенно покидает его тело. Он глубоко вдохнул холодный воздух, пытаясь собрать мысли воедино. Его взгляд скользил по пещере, изучая каждую деталь. Он понимал, что это место — не просто укрытие. Здесь было что-то большее, что-то древнее и могущественное.
— Кто ты? — спросил он наконец, повернувшись к пустоте. Его голос звучал увереннее, чем раньше, но всё ещё чувствовалась лёгкая дрожь. — И почему ты в моей голове?
Голос ответил не сразу. Когда он заговорил, его тон стал мягче, почти задумчивым:
— Расскажи мне, что ты знаешь о кузнеце Каэлионе и его мече? — раздался голос, теперь уже спокойный, но с едва уловимой настороженностью.
Арден замер, чувствуя, как его щеки начинают гореть от смущения. Он опустил взгляд, пытаясь вспомнить то немногое, что слышал о легендарном кузнеце. В убежище эти истории рассказывались редко, обычно вечерами у костра, когда все были слишком уставшими, чтобы задавать лишние вопросы. Но Арден помнил основные детали — достаточно, чтобы пересказать их, хотя и неуверенно.
— Каэлион… — начал он, запинаясь, словно боялся сказать что-то неправильно. — Это был великий кузнец древних времен. Говорят, что он жил задолго до появления современных цивилизаций. Его мастерство было настолько совершенным, что даже боги просили его выковать для них оружие. Но однажды… — Арден сделал паузу, собираясь с мыслями. — Однажды он создал меч, который превзошел все остальные его работы. Этот клинок называли "Мечом крови".
Он поднял глаза, словно проверяя реакцию невидимого собеседника, но вокруг была только тишина пещеры, нарушаемая лишь мягким эхом его голоса. Продолжая, он заговорил увереннее:
— Легенда гласит, что этот меч обладал особыми свойствами. Он мог питаться жизненной силой тех, кто им владел, но взамен давал невероятную мощь. Однако меч был проклят. Каждый, кто брал его в руки, терял себя, становясь рабом клинка. Каэлион понял это слишком поздно. Он попытался уничтожить меч, но не смог. В конце концов, он спрятал его в недоступном месте, чтобы никто больше не нашел его.
Арден замолчал, чувствуя, как слова звучат слишком просто, слишком банально для того, что он сейчас держал в руках. Он снова посмотрел на ножны, лежащие на алтаре, и добавил:
— Я всегда думал, что это просто сказка. Никто из нас не верил, что такой меч действительно существует.
— Очень интересно, — ответил голос, теперь с легкой иронией, словно Арден только что пересказал наивную детскую сказку. — Позволь представиться… Меня зовут Каэлион.
Арден замер, его глаза расширились от шока. Он почувствовал, как холод пробежал по спине, а дыхание на мгновение остановилось. Это имя, которое он только что произнес, казалось таким далеким, таким древним… Но теперь оно обрело форму, голос, реальность. Голос в его голове принадлежал самому кузнецу из легенды. Тому, кто выковал этот проклятый клинок.
— Расслабься, сядь и отдышись, — продолжил Каэлион, его тон стал мягче, почти успокаивающим.
Арден медленно опустился на ближайший камень, чувствуя, как его ноги отказываются держать вес тела. Его руки дрожали, а мысли путались, словно пытаясь осмыслить невозможное. Он смотрел на ножны, лежащие на алтаре, и внезапно понял, что все это время был прав: мир действительно намного больше, чем казался. И намного страшнее.
У него было странное ощущение, словно какая-то пелена спала с глаз. Воспоминания о смерти деда, которые он так долго пытался заглушить, вдруг всплыли с новой силой. Казалось, это произошло только вчера. Боль, которую он подавлял годами, вернулась, обжигая его изнутри. Огромный ком подкатил к горлу, и Ардена затрясло мелкой дрожью. Он сжал кулаки, пытаясь справиться с эмоциями, но они захлестывали его, как волна.
— Твой дед не погиб, — произнес голос в голове Ардена, мягко, но уверенно.
— Что? — прошептал Арден, его голос был едва слышен. Он поднял голову, словно пытаясь увидеть того, кто говорил с ним.
— Гарвин жив… В определенном смысле…
Слова повисли в воздухе, как эхо в пустой пещере. Арден почувствовал, как его сердце сжалось. Жив? Как это возможно? Он помнил тот день, когда получил известие о смерти деда. Помнил боль, чувство потери, безысходность. И теперь ему говорят, что это не конец?