Вольф спрыгнул с трамвая на углу Курфюрстеналлее, быстро миновал Метцерштрассе и зашагал в направлении белого каменного дома, где жил Моска. Хотя солнце уже клонилось к закату, в воздухе все еще была разлита дневная жара, и Вольф старался идти в тени окаймлявших проспект деревьев. Он надеялся, что застанет Моску дома, а если нет, то у него еще оставалось время, чтобы поискать его в «Ратскелларе» или в клубе. По телефону об этом говорить не стоило.
Вольф открыл калитку садика перед домом, поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Ему открыл Моска. На нем были только легкие полотняные штаны и тенниска, в руке он держал жестянку пива.
– Заходи, Вольф, – сказал Моска.
Они пошли по коридору в гостиную. Фрау Заундерс сидела на диване и читала журнал. Гелла качала кремовую коляску, которая заменяла колыбель. Ребенок плакал.
Вольф поздоровался с хозяйкой и, хотя надо было поторапливаться, заглянул за полог коляски и сказал несколько приятных Гелле слов о ребенке. Потом обратился к Моске:
– Можно с тобой перекинуться парой слов, Уолтер?
– Конечно, – ответил Моска. Не выпуская из рук банку пива, он проводил Вольфа в спальню.
– Слушай, Уолтер, – начал Вольф взволнованно, – наконец что-то наклевывается. Я нашел концы этого дела с украденными купонами. Сегодня я встречаюсь с человеком, чтобы обсудить детали. Я хочу, чтобы ты пошел со мной, – вдруг все сразу завертится. Ладно?
Моска глотнул из банки. Из соседней комнаты доносились голоса фрау Заундерс и Геллы, чью беседу нарушало монотонное хныканье ребенка.
Это известие было для него неожиданным и малоприятным. Он уже давно решил выйти из игры, и теперь ему совсем не хотелось ввязываться в это дело.
– Знаешь, Вольф, я в эти игры больше не играю, – сказал Моска. – Тебе придется искать другого компаньона.
Вольф уже стоял у двери, но при этих словах Моски резко обернулся к нему, и его белое лицо исказила гримаса ярости.
– Что за хреновину ты несешь, Уолтер? – воскликнул Вольф. – Мы всю зиму трудились как проклятые, и вот теперь, когда все на мази, ты даешь задний ход! Это очень нехорошо, Уолтер.
Так не пойдет.
Моска с ехидной усмешкой смотрел на возбужденно-гневное лицо Вольфа. Возникшее вдруг чувство презрения к алчному толстяку было хорошим поводом для самооправдания: он-то понимал, что подложил Вольфу большую свинью своим отказом. Но он даже злорадствовал, что этот тестолицый гад оказался в полном дерьме.
– Какого черта, Вольф! – сказал он. – Мы же не гангстеры. Ну, была идея. Может, я бы и занялся этим делом полгода назад. А теперь у меня жена, ребенок, мне о них надо думать. Случись что со мной, что они будут делать? К тому же мои брачные бумаги уже на подходе. Мне теперь не нужны эти деньги.
Вольф едва сдерживал клокочущий гнев.
– Послушай, Уолтер, – продолжал он более дружелюбно. – Через три-четыре месяца ты возвращаешься в Штаты. Возможно, ты, пока сидел здесь, накопил тысчонку, возможно, ты наварил еще тысчонку на черном рынке. Тысчонку, которую я помог тебе наварить, Уолтер. А в Штатах тебе придется раскошелиться на дом, тебе надо будет искать работу, тебе нужно будет то и се.
Бабки тебе понадобятся! – И потом, подпустив обиды в голос, он добавил с искренней горечью:
– Ты нечестно себя ведешь, Уолтер. Я ведь тоже остаюсь в проигрыше. Мне уже поздно искать нового компаньона. Мне нужен человек, которому я могу доверять. Пойдем, Уолтер, дело-то плевое, тебе нечего беспокоиться – полицейские нас не повяжут. И с каких это пор ты стал бояться каких-то вонючих фрицев?
– Я – пас, – сказал Моска, и снова отпил из банки. Он провел ладонью по животу и сказал:
– Ох, ну и жара!
– Твою мать! – Вольф ударил кулаком по двери. – Стоило тебе только снюхаться с этим еврейчиком, не говоря уже о блядуне Эдди, как ты растерял всю свою храбрость. Я был о тебе лучшего мнения, Уолтер.
Моска поставил пустую пивную банку на комод.
– Слушай, Вольф, не трогай моих друзей. Ни слова о них больше. А теперь о деле. Вольф, ты же пройдоха хоть куда, я же знаю, что ты уже получил брачные бумаги. И теперь ты можешь обстряпать это дельце и рвануть в Штаты. А мне еще тут сидеть три или четыре месяца. Фрицев я не боюсь, но, если дело выгорит, мне же на улицу нельзя будет нос высунуть. Тут надо или сразу сваливать из Бремена, или перестрелять всех свидетелей, как только мы получим деньги. Я не могу сделать ни того, ни другого. Я не собираюсь все лето ходить и оглядываться – даже за миллион «зеленых». – Он помолчал и добавила – По правде, Вольф, мне очень неприятно, что так вышло.
Вольф уставился на дверь и качал головой так, словно удостоверился в том, о чем уже давно догадывался, и, вспомнив тот давний случай, когда адъютант в офицерском клубе заставил Моску дать задний ход, сказал:
– Знаешь, Уолтер, я ведь могу в одну секунду заложить вас – тебя и Геллу. Я просто подам рапорт в военную полицию. Что ты нарушаешь закон военной администрации и проживаешь вместе с немцами в одном доме. И еще есть кое-что, о чем можно упомянуть в этом рапорте.
К его изумлению, Моска только расхохотался ему в лицо:
– О господи, Вольф, попей пивка и катись отсюда к чертовой матери! Я еще могу поиграть с тобой в гангстеров, но, прошу тебя, этого не трогай. Я же не из тех пленных фрицев, кого ты брал на понт!
Вольф попытался придать своему лицу угрожающее выражение, но Моска всем видом излучал непоколебимую уверенность; его худое лицо с тонкими губами было исполнено силы, а взгляд темных глаз был таким серьезным, что Вольфу осталось только вздохнуть и слабо улыбнуться.
– Эх, сукин ты сын! – сказал Вольф, сдаваясь. – Дай-ка мне пива. – И добавил печально, качая головой:
– Банка пива стоимостью в пять тысяч. – И, приложившись к банке, стал обдумывать свою месть Моске за его предательство. Но Вольф понял, что ничего не сможет сделать. Если донести на Моску в военную полицию и тут же смыться в Штаты, то этим доносом он никакой выгоды для себя не извлечет, зато возникнет опасность, что Моска ему рано или поздно отомстит.
Нет, придется сматывать удочки – и все. Что ж, он добыл на черном рынке целое состояние – несколько коробочек бриллиантов, и еще имелась приличная сумма наличными. Зачем рисковать и ставить свое благополучие под угрозу?
Он вздохнул и допил пиво. Трудно упускать из рук такую прекрасную возможность. Он понимал, что у него никогда не хватит запала провернуть подобную операцию в одиночку. "Ну ладно, – думал он, – придется надыбать побольше сигарет, где только возможно, пошмонаю по всей базе – буду скупать по дешевке, толкать подороже. Так можно наварить тысячу «зеленых».
Вольф протянул Моске руку.
– Ну, забудем все, – сказал он. Он теперь испугался, как бы Моска не воспринял слишком серьезно его угрозу – ему очень не хотелось последние недели в Германии чувствовать себя неуютно. – Извини, что я пытался тебе угрожать, но, знаешь, потерять такие бабки… Забудь, что я тебе наговорил.
Они пожали друг другу руки.
– Ладно! – сказал Моска. Он проводил Вольфа до двери и сказал ему на прощанье:
– Может, тебе удастся обделать это дельце самому.
Когда Моска вернулся в гостиную, обе женщины посмотрели на него вопросительно: они слышали, как злобно разговаривал с ним Вольф. Ребенок уже успокоился и спал.
– Ваш друг так быстро ушел, – сказала фрау Заундерс.
– Он приходил мне кое-что сообщить, – ответил Моска и обратился к Гелле, которая одновременно вязала и читала:
– Вольф скоро женится.
Он получил бумаги.
Гелла оторвала взгляд от книги и рассеянно сказала:
– Да? – И снова склонила бледное худое лицо над книгой, пробормотав:
– Надеюсь, что и наши скоро придут.
Моска отправился в спальню за очередной банкой пива и жестянкой соленых орешков. Вернувшись, он предложил женщинам орешки. Они набрали полные пригоршни.