И крупные руки в тонких резиновых перчатках стали бесцеремонно шарить по ладному, красивому, соблазнительному телу Розу. Две другие надзирательницы - тоже мужеподобные и рослые крепко держали молодую, фигуристую женщину за руки, не давая ей прикрыть своим срамные места.
Крупная надзирательница, дергала Розу за уши, пощупала и заглянула в ноздри. Затем полезла пальцами в перчатках в рот. И это было очень противно, Розу затошнило, от прикосновений резины. Кроме того возникла мысль, что может быть это не одноразовые перчатки, и она их использовала ранее, залезая в интимные места женщин. И от этих мыслей Розу чуть не вырвало. Только титаническое усилие воли, и нежелание, показать свою слабость, позволило Розе сдержать выброс блевотины.
А её пальцы дошли до самых гланд, были под языком, щупали небо, за щеками, и во рту остался очень даже отвратительный вкус резины. Кончив с проверкой во рту, надзирательница стала опять мять грудь Розы. От ее грубых прикосновений алые соски молодой женщины набухли и отвердели.
Надзирательницы усмехнулась и буркнула:
- Ну что? Нравится? Я вижу, тебя мои ласки возбуждают!
Роза Люксембург рыкнула:
- Вы сука! Так себя вести!
Женщина-офицер в ответ удалила молодую революционерку по лицу и отметила:
- Знай свое место бунтарка! А-то отправлю в ледяной карцер - голую!
После чего продолжила бесстыдно шарить по телу заключенной.
Ее сильные пальцы надавили на пупок, от чего Роза Люксембург вскрикнула от боли. Потом пощупали очень грубо и болезненно под мышками женщины-революционерки.
Но самое грубое и унизительное было впереди. Надзирательница приказала:
- Расставь по шире ноги!
Роза нехотя повиновалась. И женщина-надзирательница грубо сунула, свою крупную лапу во влагалище. Большие пальцы в перчатках, скользкие от слюны, что была во рту розу очень глубо вошли в лоно женщины. Стенки влагалища сильно раздвинулись, и стало невероятно больно.
Роза завопила и задергалась, стараясь вырваться. Но мощные надзирательницы, имеющие немалый опыт обыска держали ее крепко. Пальцы тюремщицы достали до самой матки, и продолжали ковыряться. Это было и больно и чрезвычайно унизительно.
А мужеподобная надзирательница-горилла продолжала крутить. Наконец после очередного поворота громадной лапы, женщина-революционерка смертельно побледнела, и охнув, отключилась. Ее голова со светлыми волосами упала бок.
Стоящая справа тюремщица отметила:
- Она в шоке!
Крупная надзирательница очень умело похлопала по щекам Розу, помассировала ей шею, грубо ущипнув. Женщина пришла в себя. В ее глазах были слезы от боли и унижения. Она ожидала от тюрьмы всего чего угодно, но не думала, что ее встретят вот так, грубо, словно она не человек, а меньше, чем животное.
Старшая надзирательница ласково сказала:
- Ну не бойся! Сейчас наклонись, тетя пощупает тебе попку и самое страшное будет уже позади!
Роза дрожащим голосом, роняя слезу на пол произнесла:
- Может, не надо!
Надзирательница-горилла рыкнула:
- Нет! Вот именно надо! Давайте наклоните ее!
Мощные тюремщицы грубо вывернули руки Розе, заставив ее хрипеть от боли и наклонили. Девушка оказалась в позе рака. И ее обнаженное тело, блестело от пота, словно смазанное маслом.
А надзирательница-горилла без церемоний сунула ей два своих крупных, длинных пальца в задний проход. И очень глубоко, до самой толстой кишки просунула. Роза завопила от боли и стыда. Ее держали очень сильные женщины-тюремщицы крепко и не давали вырваться. А мощная рука надзирательницы копошилась в заднице красивой и соблазнительной революционерки.
Роза стонала, и ее обнаженная грудь то вздымалась, то опадала. И по измученному, бледному лицу текли слезы. Обыск напоминал пытку и моральную и физическую.
Она чувствовала, кто старшая надзирательница хочет ее по максимуму унизить, и поэтому не торопится.