— Всё нормально? — шепнул мне Хил, когда я застыл рядом с койкой.
— Да, в полном, — я сделал несколько шагов назад. — Ты теперь справишься один?
Краем глаза я заметил, что имперка поправила чёрный воротник под горло, расстегнув одну пуговицу.
— Справлюсь, майор, — кивнул Хил, осматривая рёбра Матео. — Всё уже сделано, остаётся только ждать, пока Матео придёт в себя.
— Доктор, пойдёмте, вы здесь больше не нужны, — сказал я, указывая женщине рукой на дверь.
Она внимательно посмотрела мне в глаза, но не с мольбой, а вскинув гордо подбородок, пронзила высокомерным взглядом. Спину держала ровно, плечи развела, словно демонстрируя серебристые эполеты ВАД с мелкой бахромой. Как же я не любил, когда имперцы смотрели на нас с такими лицами, с чувством морального превосходства.
— Почему бы вам не убить меня прямо здесь? — сказала она, игнорируя мой приказ. — Рядом с тем, кому я спасла жизнь. Чтобы ваша животная низость была красноречивее!
— Нам животным, красноречие ни к чему, — сказал я, схватил её за шиворот и выволок в коридор.
— Да как вы смеете меня касаться! — прорычала она, поправляя эполеты.
— Не хотите, чтобы я вас касался, выполняйте мои приказы, — спокойно сказал я и кивнул в левую сторону коридора.
Она снова поправила ворот, расстегнув ещё одну пуговицу. Так, что стало видно ярёмную впадину. Глубоко вдохнула полной грудью и пошла вперёд по коридору. Казалось, доктору было тяжело дышать.
Я шёл за ней, держа руку на пистолете, хотя она казалась довольно слабым бойцом. Наверняка была доктором младшего звания, приставленным на всякий случай к сыну директора ВАД в дополнение к общей группе.
— Убьёте меня в спину? — не унималась она.
— Лучше в голову, чтоб наверняка, — отмахнулся я. — Поворачивайте налево.
— Террористы чертовы!
— В дверь входите.
Она сжала руки в кулаки и сделала шаг в помещение. Я прошёл следом за ней. Остановившись, она огляделась выпученными глазами.
— Вы собираетесь уб-бить меня н-на к-кухне?
— Ага, убьём и сразу приготовим, — засмеялся Хан, стоящий у стойки с аппаратом, который с лёгкой руки Матео мы стали именовать «Примаверой». Что на испанском значит «весна». Он так цеплялся за язык, постоянно вклинивал словечки. Будто старался сохранить в этом аду кусочек того маленького рая, в котором мы жили в детстве. Кусочек дома. Как же хорошо, что брат жив…
Хан доставал из «Примаверы» размороженные овощи, попутно заглядывая в свой планшет, где опять что-то читал.
— Присаживайтесь, доктор Тардис, — сказал я, выдвигая стул.
Имперка недоверчиво глянула на меня, но села без лишних разговоров.
— Хан, сделай две порции того, что у нас на ужин.
У него вытянулось лицо, он обвёл доктора недружелюбным взглядом, под которым имперка поёжилась.
— Есть сэр, — отчеканил Хан, накладывая в тарелку овощи. — У нас запасов немного, но сухпайка достаточно… Может…
— Две порции, Хан, — ровно сказал я. — Доктор сегодня много работала.
— Понял. Как Матео?
— Гораздо лучше, — я улыбнулся, и Хан поставил тарелку с вилкой на стол перед Тардис.
Она молчала и пялилась на еду — картофель, горошек и свеклу. Вилку в руки не брала.
— Вы меня привели сюда, чтобы накормить? — спросила она, её голос задрожал.
— Не заметно? У вас в тарелке еда… конечно, интеллектуального мороженого у нас нет… даже мяса нет, — сказал я, когда Хан поставил тарелку передо мной.
Тардис, не отвечая внимательно смотрела на меня. Меня начало раздражать её глупое высокомерие. Но потом откуда-то из памяти раздался приятный лязг металла о фарфоровую тарелку. Приятный потому, что это отец начинал ужин. После того, как начинал есть глава семьи, начинали трапезу все остальные члены. Такое правило.
На миг смутившись теплоты воспоминаний, я взял в руку вилку и положил в рот горошину, только после этого Тардис начала есть. Я едва сумел подавить улыбку.
Она ела медленно, и сложно было понять, это оттого, что ужин скудный, или из-за привитой имперским обществом привычки есть неторопливо. Я уже и забыл, что там, на Земле, было хорошего. Но мне казалось, что Тардис ела… красиво.
— Спасибо, было вкусно, — сказала она, закончив с овощами. — Что будет со мной теперь?
— Думаю, что если мы вернём вас имперцам, вас казнят, как предательницу, — вздохнув сказал я. — У сынка директора ещё есть какой-то шанс остаться в живых. Но у вас…
— Я знаю, — сказала она, лёгким движением отодвинув тарелку. Отодвинув её так, что тарелка не издала ни звука. — А что со мной будете делать вы? Просто накормили перед смертью? Я прошу у вас милосердия, если вы, конечно, на него способны.