Я услышал, как позади меня раздался грохот. Хан с силой бросил замороженный брикет картофеля на стол.
— Мило…. твою мать, …сердия? — спрыстнул он. — А ваши люди нам его когда-нибудь давали?
— Как можно давать его жив… — она осеклась на полуслове, коснулась уха непослушной от волнения ладонью. — Я знаю, как вы обращались с пленными, как отрезали им носы, губы, когда они были ещё живы. Как перерезали всех в Форпосте, когда захватили Вегу… О каком милосердии к вам могла идти речь?
Я внимательно на неё посмотрел, сузив глаза, она пыталась скрыть страх, но по напряжённой шее вжатой в плечи было заметно, что она боится. Как же резали слух её слова. И если представить, что мы продолжим разговор в таком духе, то возможно я её всё-таки пристрелю. Хотя бы из-за памяти павших соратников. Да, в Форпосте пришлось всех убить, была война. Пятьдесят лишних ртов мы бы не смогли прокормить. Таков был приказ Альдо, даже Карлос об этом не знал. Да и Шёпот был в госпитале. Этот груз я навсегда несу сам.
— Наши люди были озлоблены, ожесточены, но я могу ручаться за каждого, — спокойно сказал я. — Таких изуверских пыток мы никогда не применяли. Мы вообще по сути занимались выживанием.
— Это, вы, имперцы, убивали детей, за то что родители осмелились дать им имя! — Хан подошёл ближе и зыркнул на Тардис глазами полными ярости.
— Это неправда, — тихо сказала она, глядя в стол.
— Скажи это моему брату, сука! — рявкнул Хан.
Тардис широко открыла глаза, уставившись на него. Хан готов был вцепиться ей в глотку, но я осадил его взглядом и кивком велел вернуться к подсчëту замороженных пакетов.
— Я… знаю, что в системе Центавра, происходит что-то ужасное… но… — сказала Тардис.
— Что там сейчас происходит? — без нажима спросил я.
— Сложно сказать, я была там всего один день, мы забирали… — она с опаской глянула на Хана, — семью губернатора и ещё несколько высокопоставленных лиц компании «Дельта», у всех были серьёзные признаки отравления парами фрамия.
Она замолчала, снова потрогала ухо, нащупала маленькую чёрную серëжку-гвоздик в нём. Интересно, что она у неё была только одна. Хан поглядывал на Тардис из-за плеча, глаза его горели гневом.
— Но… я видела, что многие жители находятся в ещё худшем состоянии. Умирают на улицах. Системы очищения воздуха сломаны или не справляются, — она продолжала крутить в пальцах серëжку и пялилась в пустую тарелку. — Я тайком подглядела в планшет в доме губернатора… смертность выросла в несколько раз за последние месяцы, добыча фрамия увеличена вопреки требованиям безопасности.
По телу прокатилась волна озноба. Наша борьба обернулась ещё большей катастрофой. Мы три года не были в колониях системы Центавра, опасаясь, что нас там легко поймают. Мы бросили тех людей, которым обещали планету, на произвол судьбы… но что мы могли сделать, когда нас только семнадцать? Только попробовать сохранить то, что от нас осталось… Могли ли мы что-то сделать?
— Альдо Марсу, нужно срочно кое-что обсудить, — передал я по связи.
У старика было много каналов, знал ли он о том, что происходит в колониях? Но если не знал, ему стоило узнать.
— Трой~
Голос, полный язвительной желчи, эхом разносился по огромному залу. Я обнаружил себя сидящим за деревянным столом, за окном хмурились серые тучи. Люди, рассаженные по длинным скамьям, смотрели на меня с отвращением. На противоположной стене висел экран, на котором изображалось что-то странное, приглядевшись, я понял, что это край угольного цвета белья Принс… И на этом белье виднелось пятно.
Я мгновенно похолодел от ужаса и понял, где нахожусь. На заседании суда Целомудрия. Чтоб его! Все эти люди, знают, что я сделал? Когда успели узнать? Я вернулся домой?
Вернулся домой. О… если неделю назад я бы был в восторге от такого поворота, то сейчас тоска сжала мои внутренности в тиски.
Принс?
— Мистер Этнинс, вы нарушили законы Кодекса Чистого Брака. Признаете ли вы вину? — голос звучал будто везде и сразу, и я не видел человека, которому бы он принадлежал.
— В-вину? — только и смог выдавить я.
— Вы целовали в губы, обнажились и излили семя на женщину, которая не является вашей женой, — от его слов я почувствовал тошноту.
Взглянул на экран, где виднелось отвратительное пятно, оставленное склизкой жидкостью. Которая прыснула из меня. Мне стало дурно от стыда. Где-то внутри хотелось оправдаться, мол, это не я… Она ко мне сама пришла, когда я был обнажённым. От страха путались мысли.