«Принс, держись за мой голос!»
Ответила лишь полная отчаяния тишина.
Я крепко прижал её к себе. Не почувствовал сердцебиения.
— Принс!
Вдруг перед глазами вместо кромешной темноты увидел зеленый луг с красными цветами. Ощутил одновременно воодушевление и едкое сокрушительное горе. Горе, которое не давало вздохнуть.
«Я никогда… больше не увижу… эту красоту», — донеслась до меня мысль Принс, еле слышная, обрывистая, болезненная.
«Увидишь, обещаю».
Снова в голове воцарилась тишина. Обжигающая страхом. Может, я просто потерял её волну. А может…
Так не хотелось думать о том, что случилось непоправимое. Я представлял, как кладу Принс на траву, как подношу к её лицу полевую ромашку, как она улыбается. Мне так хотелось передать ей свой образ. Смотри, малыш, всё будет. Только не…
Только оставайся здесь. Тишина в ответ. Холодная тишина. Мой пиджак уже тоже пропитался кровью.
Я подобрался к двери отсека пункта охраны. Чёрными горками в черноте коридора лежали тела. Перебираясь через них, я подошёл к двери. Она была закрыта. Я ощутил, как надежда ускользает сквозь пальцы, как что-то тёплое внутри меня окунается в ледяную воду.
Может, у охранников есть передовая аптечка с нанитами. Я осторожно положил Принс на пол. Пульс на её шее прощупывался очень слабо. Едва-едва.
Я подскочил к мёртвому охраннику, пошарил аптечку в кармане разгрузки.
«Синтетическая плоть», — обозначила название нейросеть.
Не то. У Принс какие-то внутренние повреждения. Я пошарил в другом кармане.
«Малыш, ты меня слышишь?», — потянулся я мысленно к Принс, надеясь услышать подтверждение, что она жива.
В голову закрался образ, как она сегодня прижималась к моему бедру щекой. Как это было жарко, и как нежно в то же время. Мурашки пошли по спине. Сладкие и болезненные одновременно.
«Ах, да, я забыла, какая у меня некрасивая спина», — голос Принс снова прозвучал в моей голове, вклинился в разум вместе с воспоминанием.
Очень смутным, редеющим, как утренний туман. С тем чудесным моментом, когда я мыл ей спину в душевой на «Тореадоре». Когда я сказал, у неё очень красивая спина. И это видно очень важно для Принс.
«Очень красивая», — повторил я мысленно, стараясь зацепиться, удержать в своём сознании присутствие Принс.
А руками попутно шарил в разгрузке другого охранника.
«Шрамы пустяки, Принс, но мне очень больно думать о том, как ты их получила, — я старался не прекращать с ней связь, не останавливаться, просто изливать то, что на душе. — Как кто-то бил тебя, как ты страдала. И мне так чертовски больно за тебя».
Аптечка этого охранника оказалась пуста. А тишина разрывала сердце.
Вместо ответа Принс я увидел образ. Серую стену, ощутил связанные над головой руки. Злую. Злую беспомощность. И далекую сотканную из тонкой дымки боль. Она исчезала вместе с образом. А я открывался ей. Старался почувствовать сильнее. Увидеть чётче. Ухватить.
А руками я рыскал в карманах загрузки уже третьего охранника.
Матео
Мы, получается, здесь замурованы? Есть шанс, что если никто не придёт, то мы умрём здесь? Нет. Кто-то обязательно придёт. Сантьяго кого-нибудь пришлёт. Если, конечно, станция не атакована кем-то кроме спасителей Алисии.
Я сжал двумя руками металлическую перекладину на дверце выхода из ниши. До боли в мышцах. Чтобы куда-то девать досаду и разочарование.
Повернулся к Алисии и наткнулся на испуганный взгляд:
— Нам отсюда не выбраться?
— Пока нет, — спокойно ответил я, понимая, что если Алисия начнёт паниковать, то воздух у нас закончится быстрее. — Но скоро выберемся. Пройдет немного времени, и дверь откроется. Видимо, какой-то буферный режим.
Я городил какую-то ересь в надежде, что Алисия купится. Она не сводила с меня пытливых глаз. В полутьме они блестели, как два малахитовых камушка.
— Правда?
— Конечно, правда. О чём мы там говорили? Ты же понимаешь, что в такой шаткой ситуации думать о приёмах, тем более со мной в качестве жениха, глупо?
Я не ждал её ответа, уже привык, что она игнорирует неудобные вопросы. Говорил, чтобы говорить.
Мы в западне. А я впервые не ощущал безудержного желания жить, как раньше. Мы в западне. И этот факт не вызывал у меня содрогания. Или суматошного поиска выхода. Как будто так и должно быть. Весь мой отряд погиб, за исключением Кали. Кали переметнулась. Боль от этого начала доходить до меня со всей сокрушительной мощью.
— Иногда в минуты отчаяния только глупость и держит на плаву, — раздался голос Алисии, неожиданно искренний, и я снова посмотрел на неё.