— Ну забрал, да, — я кивнул. — Всё хорошо.
— Она опасна! — рыкнул отец, и я даже не помнил, когда он в последний раз так на меня сердился. — Мы заберём её и утилизируем.
Я едва успел опомниться, а вооружённые люди в вадоской форме с серебристыми эполетами уже ломанулись в дверь. Мне удалось просочиться в каюту быстрее них. Я встал между ними и Кали. Сердце отчаянно застучало в груди при виде нацеленных бластеров. Отец всегда был хладнокровен, и если сказал ликвидировать, то переубедить его будет сложно. Но почему-то лица вадовцев вытянулись, когда они глядели на кровать. У всех трёх.
Милый, ты почему так долго? — послышался голос Кали, намного более мягкий, чем я привык слышать. — Зачем оружие? Я и так сделаю, всё, что ты пожелаешь…
Я обернулся. Теперь челюсть отвисла и у меня. Кали была в моей рубашке. Только в ней. Бинты она сняла и сквозь незастегнутые края можно было различить красивую грудь. Трусы она тоже сбросила. Чёрная ткань рубашки прикрывала лобок так, чтобы ясно было, что Кали голая, но при этом оставался простор для воображения. Под настырными взглядами она потянула рубашку ниже.
— Видишь, отец? — спросил я, чувствуя одновременно и страх, и злость, и просто дикое возбуждение. — Забери своих служивых. У меня всё хорошо.
Я поманил Кали пальцем к своим губам, и она, как послушная девочка, меня поцеловала. Сочно, ласково, и приоткрыла рот, позволяя моему языку проникнуть в него.
Вкус у этого поцелуя был пикантный, сладковатый, слегка жгучий, как у корицы. Ситуация ужасная, поцелуй вынужденный, но я вяз в нëм. Вяз в Кали.
Для полной правдоподобности картины я потянулся ладонью к её груди. Хотя до ужаса хотелось не трогать, а прикрыть. Застегнуть на всё пуговицы. Чтобы никто не видел этой просто неземной красоты.
— Какая же ты сладкая, — с придыханием произнес я и отстранился.
— Неужели, — отец покачал головой. — Не верю, что одна из лучших солдат Альдо резко превратилась в шлюху. Она тебя просто обманывает…
— Мы сблизились ещё на корабле Альдо, — я понял, куда можно развивать ложь. — Пока я был в плену.
Отец подошел к Кали, взял её за подбородок и заглянул в глаза. Солнце на голограмме зашло за крупное облако. Стало темнее.
— Правда, что ли? — он несколько секунд изучал девушку.
— Правда.
— У Альдо так плохи дела? — отец убрал руку от лица Кали. — И ты решила устроиться в койке моего сына…
— Я решила завязать со службой, — ответила она с грустью, но не шевелилась. — Ваш сын мне помог.
Взяв одеяло, я накрыл Кали, чтобы спрятать наготу. На что она благодарно улыбнулась, и мне показалось, что в этом не было притворства.
— Быть наложницей — тоже служба, — отец пожал плечами.
— Пап, Кали мне больше, чем наложница, — мягко сказал я, приобнимая Кали. — У нас чувства.
— Даже так, — отец недовольно выдохнул, трогая рукоять катаны.
— Ну ты же сам говорил, что в Новой Империи будут совсем другие законы. Вот я и решил этим воспользоваться. Если ты оставишь мне Кали, то я забуду, как ты поступил с Принс…
— Серьёзно? — отец сделал шаг назад. — Ты же понимаешь, что я не мог поступить иначе. Где Альдо, а где Гомер… Вон даже Кали поняла.
Я увидел, что папа явно смягчился.
— Да, отец.
— Ладно, если она тебя до сих пор не прибила, наверное, убивать не собирается, — произнёс он. — Сегодня вечером мы прибываем на Звездный Копенгаген, будет торжественный приём.
— О, замечательно, — я привстал, надеясь, что отец уже собирается уходить.
— Я надеюсь, что ты пойдёшь со мной, — заглядывая в глаза, сказал он.
— Ладно, если нужно, я приду, — согласно кивнул я.
— Хорошо, пусть Кали остаётся с тобой, — он ещё раз окинул её настороженным взглядом. — Только вот нужно всё-таки сделать твою игрушку безопасной.
— Как?
Отец не ответил мне, но спросил у Кали:
— Правая или левая?
— Правая, — здесь голос Кали едва заметно дрогнул.
— Где блок питания?
— На спине.
До меня вдруг дошло. И хотя это действительно казалось правильным, я почувствовал протест. Кали повинуясь приказу моего отца сняла с плеч одеяло, вытащила руку из рукава. Один из охранников подошёл к ней с небольшим разрядником.
— Стойте. А как она будет танцевать? — воскликнул я, и все разом обернулись на меня, и удивлённее всех было лицо Кали. — Ну мы же сегодня идём на приём.
— Ты собираешься её взять с собой?
— Конечно, она же моя женщина, — сказал я, и отец сурово взглянул на меня.
— Ты не можешь привести на приём какую-то солдафонку…