Исигуро стукнул кулаком по панели.
— Вот гад…
А я всё ещё не злилась. Я даже не пребывала в шоке. Мне всегда казалось, что Трой так думал про нас в глубине души. Но я всё равно была уверена, что говорил он это сейчас не по своей воле. Потому что он знал, что меня это может обидеть. А он никогда бы не стал намеренно обижать меня. Я коснулась большим пальцем кольца, и от прохлады металла всё ещё будто веяло теплом. Теплом рук Троя, которые надели мне его.
— Ваша задача просто подождать на Линдроузе под защитой Деспота. В случае, если хоть один корабль покинет пределы станции, командование Деспота вынуждено будет применить силу.
— Это было ожидаемо, — пробормотал Альдо. — Слишком даже.
— А теперь, что касается лично тебя, Принс, — мне показалось, что всё, что он говорил до этого, было блëклым, однотонным, а мою кличку он выделил каким-то ласковым и деликатным звучанием. — Всё, что было между нами… обман. Чтобы ослабить твою бдительность. Мы не пара.
Трой сделал паузу, его плечи напряглись.
— Вот моя настоящая невеста, — на его губы легла широкая улыбка, долгая и статичная, как приклеенная.
В кадр вошла краля в синем платье. С пышной грудью, тонкой талией. С гордой осанкой и прям приторно сладкой мягкостью улыбки. Такая тихая, робкая. Трой аккуратно взял её за руку, сплел пальцы, как буквально утром сплетал наши. Сердце снова болезненно стукнуло по рёбрам. Я даже задержала дыхание.
Трой наклонился к девушке и поцеловал её. Коротко, но очень нежно. Я прикусила губу. Видео замерло, закончившись.
Трой
У Алисии были мягкие губы, а вкус сладкий, как спелая черешня. Только я от этого вкуса чувствовал тошноту. И горький налёт отвращения к самому себе. Принс это увидит. Ей будет адски больно. Самое страшное случится, если она поверит. Поверит тексту, который написал мне Гомер, и этому показному поцелую. Но я надеялся, что она понимает, что у меня нет выбора.
Шестнадцать тысяч жизней на Линдроузе…
Если Принс простит меня, я готов годами отмаливать этот грех.
Едва я услышал, как запись остановилась, сразу разомкнул объятия и отстранился от Алисии. Она томно улыбнулась мне, облизала губы. От неё исходил расслабляющий аромат лаванды.
— Это было невероятно, — сказала с придыханием она. — Ты так изменился. Тебе идёт лёгкая небритость и отросшие волосы, а сердитая обречённость во взгляде вызывает трепет.
Алисия говорила так очарованно, так по-настоящему. Но я прекрасно помнил, что у моей бывшей невесты есть просто феноменальная способность лицемерить. Я не злился на неё, вероятно, что и Алисия оказалась здесь не по своей воле.
А на Гомера я злился ужасно. Он расселся в кресле, вальяжно положив локти на обитые голубым бархатом подлокотники. Смотрел на меня, как растроганный зритель с первого ряда в театре. Только я понимал, что от моей злости Гомеру ни холодно, ни жарко. Может, даже приятно. Потому что пока я бессилен что-либо изменить. Нужно оставить рассудок холодным.
Думать, выяснять информацию и только потом действовать. Мне вспомнились слова Карлоса, который ворчал, что ему грустно осознавать, что его сестра влюблена в кретина.
— А ты стала ещё красивее, — улыбнулся я Алисии, и это была чистая правда.
У неё была изящная шея, которую теперь не прикрывал высокий воротник. Округлую грудь и бедра плотно облегала бархатистая ткань. Раньше Алисия никогда не позволяла себе нарядов, подчёркивающих фигуру. На Земле это запрещено. В Париже это платье назвали бы вульгарным, и Алисию за него посадили бы в карцер думать над своим поведением.
— Ты отлично справился, Трой, — произнёс Гомер, широко улыбаясь. — Я надеюсь, что ты наконец-то поймёшь и примешь моё решение и свою роль.
Мне вообще не хотелось его слушать. Сердцем я желал только сесть в челнок и улететь к Принс, чтобы ей всё объяснить. Умом понимал, что мне нужно как можно скорее оказаться на Броссаре.
Надо бы перед этим как-то связаться с Принс и Сантьяго, поговорить с Матео. Или может, они догадаются усилить сигнал Коню. Но в любом случае, чтобы сделать хоть что-то, мне нужно быть на свободе, не связанным. А значит, придётся идти у Гомера на поводу. Какое-то время.
— Мне нужно больше информации, чтобы принять свою роль. Хотя бы понять, какая она, — сказал я, поправляя расстегнувшуюся пуговицу на манжете.
По сознанию скользнуло тонкое наслаждение. Мне нравились изысканные костюмы из дорогих материалов, с фигурными пуговицами на рукавах. На этом пиджаке они представляли собой Собор Парижской Богоматери в миниатюре. Потребовались бы долгие минуты, чтобы рассмотреть все детали.