Воспоминания словно двух секундные кадры проносились в его сознании. Он видел дом, в котором были развещаны запрещенные травы... закрытые шторами окна... грустный мужчина... кровь на руках женщины... зеркало...
Все резко обрывается, темнота, но сквозь темноту он разобрал голос знакомой женщины
- Я... ребенок - звук горьких слез - я проклята, ПРОКЛЯТА!
- Азель, я люблю тебя, у нас еще будет ребенок, мы... мы будем стараться
- Сколько, Эддар, сколько? Это уже шестой раз за... - слова прервались и снова раздался плач - я устала, устала.
- Все получится, вот увидишь...
Голоса растворились, перед ним снова возник тот же самый мужчина, который словно постарел лет на 30, сутулый и худой старик с осунувшимся лицом, держал рыжую девушку за руку, сидя на кровати. Тут Лока оволокло чувство радости и счастья
- Она беременна...
Снова темнота, другая картина перед глазами...
Девушка, с покрытой головой с глухую ночь ступает по лугу, в сторону черного леса, она идет и падает, идет и падает... чувствуется напряжение. Она берет и срывает травы, срезая грибы и... тут крик.
- Эй ты, нарушение комендатского часа! Иди сюда!
С девушки срывается платок, из под которого выпали рыжие волосы, из сумки выпали грибы и лечебные травы, она начала убегать
Снова темнота...
Дом, он видит, как она хоронит своего мужа с младенцем на руках.
Потом стук в дверь, они ворвались и увидели травы, разбитые окна, огонь, они бросили факел в разбитое окно...
Снова перед глазами темнота, словно что-то мотало его из стороны в сторону и тут он снова видит Азель, которая взяла первое попавшееся покрывало и выбегает через другой вход с маленьким свертком куда-то в даль.
Но вот он остановился на кануне Судного дня.
Из-за вечернего неба, затянувшееся дымом, с которого все еще ниспадали остатки белого пепла, почти не было видно дороги. Развилочная тропинка вела вдоль леса и отделялась в сторону широкой реки, от которой однажды, были недалеко расположенны небольшие жилые дома. Теперь, от старых разрушенных хижин и сгоревших построек, была разбросана обугленная мебель и грязные разорванные клочки одежды. В воздухе веяло едким запахом дыма, расплавленной смолы и растлевшего сена.
Всего лишь неделю назад в этом месте было тихо, каждый отдавался своей вере и каждый подчинялся закону, который так же, тихо и мирно отбирал все больше близких и родных, за какую-то нелепую глупость. Тихо молясь в уголке своей комнаты о благополучии, хорошем урожае и о своей внутренней боли, они все больше и больше оставляли часть души там, у икон, а не у себя внутри. Днем все люди были заняты работой до сумерек, дети разного возраста всегда бегали рядом, то ли из-за игр, то ли от безысходности. После захода солнца никто не выходил до раннего утра. Все склонялось к правилам, запрещавшее любое движение после определенного часа. Спустя столько никому не доводилось интересоваться, почему взрослые люди не могут расхаживать ночью, если им того захочется. Возможно,пожилые и знали правду, но их осталось единицы. Детей специально запугивали рассказами о несуществующем, дабы уберечь от чего-то.
Ранее, это поселение сформировалась на берегу широкой реки, которая окаймляла этот участок территории, ее глубина была неизмерима. В те времена, это давало некую защиту от врагов и редких созданиях, о которых писали Старейшины. Люди черпали воду для своих потребностей, относили в дома. Женщины стирали одежду, а подле них на желто-белом песке плескались их дети. Их смех звонко лился вдоль водной глади, с мерцающими каплями воды от их брызг, капли ударялись о поверхность, образовывая круги на темно-синей воде. А одинокие мужчины ходили в полночь искать на берег русалок, которые по поверьям, выходили на сушу ровно на минуту, очаровывая своей неземной красотой. Все склонялось к забавам, никому не доводилось их увидеть. Последнее время, эта деревушка насчитавала около 200 заселенцев, да и от реки остался ручей, который в определенных местах можно перейти на другую сторону, где находился густой и темный лес. Темные, почти черные ели, растущие там веками, словно все это время поглащали в себя всю боль и страх, исходящих из гаражан. Тем самым, никто не сувался туда. Древние писания уверяют, что лес был проклят созданиями, ранее преданными народом. Теперь они живут там, в глубине лесной чащи из которой доносятся страшные хрусты и звуки, будто там в глубине, кто-то плачет и бродит в поисках света и дороги обратно. Он забирает души и тела, так по крайней мере, были поданы легенды. Легенды ли?
Отломанные ветки попадались под ноги и не давали спокойно идти. Разросшиеся кусты и ветви деревьев, с которых раньше срывались и опадали самые сочные и сладкие плоды, своими колючими шипами задевали одежду, постепенно разрывая ее все больше и больше. На местах, где ткани не осталось, сквозь белую ткань проступала кровь от царапин, которые с каждым шагом вперед образовывались все сильнее, причиняв режущую и протяжную боль. Пройдя мимо трескующих деревьев, от которых все еще не отступило пламя, Азель вышла на заросшую травой, не тронутую тропинку, выходящей из деревни и ведущей вниз к руслу реки. Перед ее глазами во внешнем мире протекала спокойная, словно черная гладь бездонного течения, словно ничего и не произошло. Так медленно, что она чуть ли не потеряла рассудок. В ее глазах отображались все еще мелькающие языки пламени.
В голове послышался душераздирающий крик.
- За что? - произнесла она шепотом. - за что?
Босые ноги ступали уже по заболоченной местности, чувствуя холодный ил, сухую траву и пронизывающие ступни щепки. Уже не чувствуя окисляющей боли, она взглянула перед собой, как будто что-то туманило ее сознание и поддавало сомнению.
- Вот и все.
Она осмотрела водоем еще раз, прежде чем раскрыть колючий
плед, который она держала в тонких истязаемых руках, за время дороги он местами разодрался и измазался пеплом. Азель сняла дрожащей рукой с пальца кольцо с небольшим красным камнем, вплавленным в обойму тонкого ободка из золота и меди. Осколок красного кварца, будто содержал в себе огонь и магму, которые сдерживала только тонкая красная оболочка.