Конечно, меня довольно быстро сметут, как только узнают о золоте и сумеют собрать достаточно сил. Больно уж куш там велик. В реальной истории Саттер безуспешно пытался скрыть известие о найденном золоте. Но не сумел. На его земли хлынули триста тысяч вооруженных старателей, которых он никак обуздать не смог. В борьбе с ними Саттер и разорился. Вот вам и примат «частной собственности».
Но мне бы только год -два продержаться. Насколько я помню, лет за восемь там все песочки промоют и все золото извлекут. До последней крупинки. Так что успею снять все сливки.
А когда пароходы станут регулярно плавать по морям и океанам, то есть уже лет через десять, я буду покупать эти паровые суда в Англии и США. Если не начну делать самостоятельно. И тогда необходимо первым делом основать колонию на Берегу Скелетов. То есть в южной Африке, в устье реки Оранжевая. Пока парусные суда из-за неблагоприятных ветров и течений избегают эти опасные воды. А пароходам все нипочем.
А там алмазы. Кучами. Надо будет подниматься вверх по реке, заключив союз с южноафриканскими бурами. На первом этапе до Кимберли. А потом, на втором этапе, сделать небольшой бросок на север, на Вааль ( Серую реку). И далее, через горный хребет Ранд, до озер Витватерсранда ( Белая вода Ранда). И застолбить это золото за собой. Чтобы оно англичанам не досталось. Как-то так.
А пока, в Буэнос-Айресе, вернувшегося из похода на индейцев Рохаса встречали как национального героя. Вековая мечта аргентинцев осуществилась. Индейцы юга были сломлены.
В кафедральном соборе аргентинской столицы прошел благодарственный молебен. Бодрые голоса подхватили песнь победы и звуки радости великой огласили все окрест. Ликуй народ Аргентины! Ты сделал это!
Обстановка складывалась благоприятно.
Пока Рохас воевал с индейцами, его жена Мария де ла Энкарнасьон Эзкурра успешно реорганизовала «Народное общество (Реставрации)», костяк которого составили крупные землевладельцы и торговцы.
Напомню, изначально это общество «нового типа» задумывалось как политическое, нечто вроде коммунистической партии, а после избрания Рохаса губернатором в 1829 году, при нем было создано боевое подразделение, аналог НКВД, получившее название «Масорка» [Маисовый колос], поскольку символом общества был кукурузный початок, олицетворяющий единство и сплоченность.
Теперь это общество получило новую жизнь и вышло на новый уровень.
Перешло от неудачных шуток и красных бантов к массовому политическому террору против своих противников. Этакая «Народная воля» государственного масштаба.
Народ слегка изменил официальное название, быстро превратив «Масорку» в «Мас оркас» [Больше виселиц], что лучше отражало ее сущность — члены «Масорки» занимались физическим устранением всех лиц, неугодных Рохасу.
Час настал. Пора разрубить запутанный политиками гордиев узел.
Пошла жара! Закипели нешуточные страсти! 17 июня 1833 года сторонники генерала Рохаса, под красными флагами, выступили с требованием реставрации старых порядков и проявления большего уважения к религии.
— Позор скрытым пособникам унитаристов! Слава генералу Рохасу! — скандировала толпа.
Это выступление потом вошло в историю под названием «мятежа реставраторов», но по сути — все враки. Как свидетель, с полной ответственностью заявляю, что это выступление было не мятежом, а массовой народной демонстрацией, в ходе которой пострадало лишь несколько окон.
«Давай поднимайся, рабочий народ! Вставай на врага люд голодный!»
Мятеж реставраторов был обречен на успех, поскольку армия, которая могла бы разогнать демонстрантов, подчинялась исключительно Рохасу. А народ и армия — едины!
Балькарсе, пусть жрут собаки его прах, перепугался до смерти и, скрипя зубами в бессильной злобе, был вынужден подать в отставку и смыться из города. Ведь ему генерал высказал свое мнение с солдатской прямотой, без драпировки, маскировки и гримировки:
— Хочешь жить — живи, не хочешь — умирай!
Короче, сгинула эта мразота без следа, будь проклят он и все его потомство!
Начался всенародный праздник. Недаром же оптимисты утверждают, что: «Все люди нам приносят счастье». Только одни своим присутствием, а другие — своим отсутствием.
Но в Палате представителей, среди либералов, у Рохаса еще имелось изрядное количество недоброжелателей. Непонятно почему, мнящих себя большими фигурами национальной политики. Эти мечты имели столько же связи с реальностью, как любая пропитая полицейская физиономия с добродетелью.
В Палате депутатов вечно происходил естественный отбор наоборот: почему-то преимущество получали самые примитивные, жадные и нахальные особи. Которыми двигали отнюдь не бескорыстные стремления…