Кусаясь и лягая друг друга ногами, мы катались в пыли переулка. И хотя невидимый враг утробно ухал всякий раз, когда мой пролетарский кулак кувалдой влеплялся в его тело… Не чувствовалось ни малейших признаков того, что мой соперник начинает уставать. Его запястье казалось стальным многожильным тросом, грозившим в любое мгновение вырваться из обхвативших его моих пальцев.
Чувствуя, как все мое тело покрывается мурашками от ужаса перед холодной сталью ножа врага… Я стиснул это запястье уже обеими руками, пытаясь заставить противника бросить клинок. Кровожадный вопль был ответом на эту тщетную попытку, и голос, ранее бормотавший что-то на непонятном языке индейцев, просвистел прямо в мое ухо по-испански:
— Собака! Ты подохнешь в этой грязи! Твое тело сожрут крысы, которыми кишит эта дыра! Так-то!
Какая экспрессия!
Словно сотканный из мрака, большой палец противника норовил впиться мне в глаз…
Да что такое, в самом деле? Что я, управы, что ли, не найду на вас?
И я всей своей тяжестью откинулся назад, нанеся при этом врагу чудовищный удар согнутым коленом. Неизвестный бандит, у которого перехватило дыхание, отлетел в сторону, визжа, как ошпаренная кошка.
Я тоже, поднявшись, еле сумел удержать равновесие и, пошатнувшись, ударился о глинобитную стену. С воплями и проклятиями не убиваемый противник вновь в раскорячку накинулся на меня, стараясь снова подмять под себя. Я услышал, как мимо просвистело лезвие, проскрежетавшее по саманной кладке где-то прямо у меня за спиной, и наугад саданул кулаком, как кузнечным молотом, в темноту. Вложив в это движение все свои силы.
Чувствуя, что мой рискованный удар достиг цели и мистер Плоскорожий, как подкошенный, со всего маху шмякнулся в пыль, я с трудом удержал свое измученное тело от такого же стремительного падения. Прежде я никогда не пасовал перед противником, когда приходилось драться один на один, но теперь впервые отступил от этого правила.
И, превозмогая боль и усталость, быстро побежал к началу переулка. Уверенный, что скоро умру от усталости и напряжения. Так как сейчас я находился в таком состоянии духа и тела, когда меня начинало передергивать.
Пробегая, я заметил, что негодяй, который напал на меня сзади, предварительно предусмотрительно поставил наш фонарь на тротуар. Так что, взяв безхозный фонарь, просунув в петлю порезанную правую руку почти до локтя, я, вооружившись чьим-то брошенным кинжалом, пошел назад. Надо, Яша, надо. Негоже оставлять недобитых врагов за спиной. Ведь недорубленный лес опять вырастет.
Так что я усердно производил контроль. А то отдохнуть мне не дадут по-человечески! Вы ваши шутки бросьте! В качестве бенефиса, у всех тел, которые лежали по дороге, ударом ноги в сапоге, я ломал гортань. Не корысти ради…
На этом интермедию можно было считать законченной.
Итого я насчитал в этом переулке девять трупов. Начали они «за здравие», а кончили «за упокой».
Куда делись еще четверо, я не знаю. Наверное, скрылись во дворах, где ранее они сидели в засаде.
А я не знал, имеются ли там еще бандиты, поэтому от греха подальше, забрав свои револьверы, шляпу и кинжал и, распределив все аксессуары по местам, рванул назад. Пот градом катил по моей шее, смешиваясь с кровью из глубоких порезов, покрывавших запястья, плечи, руки и грудь. Наверное, мое тело превратилось в сплошной багровый синяк.
На перекрестке шлюхи уже куда-то скрылись. Оглушенный Хулио лежал в сторонке у стены дома. Чтобы не попасть прохожим под ноги. Когда я проверил ему пульс, то обнаружил, что мой слуга-бездельник жив. Похлестав его по щекам, я живо привел его в чувство.
Знаете, что я ему сказал? Не знаете? Вот и не надо!
Как-то передвигать ноги умеет — вот и ладно. Нечего тут засиживаться, мало ли кто тут еще появиться.
Может бандиты, а может и серенос. Ночная стража. Задержит нас для протокола. Впрочем, если бы последние захотели тут появиться, то, услышав выстрелы, уже были бы здесь. У нас же они пока еще далеко не повсюду. Кое-где только. Да и то…
Казна пока пуста. Страна в долгах, как в шелках. Хоть закладывай ее со всеми потрохами Британской империи. Как я уже упоминал, теперь самым высокооплачиваемым чиновником из высокопоставленных особ является новый градоначальник Буэнос-Айреса. Мужчина с пухлыми губами сластолюбца. Сеньор Викторика. Получает он в месяц всего пятнадцать песо. Правда, серебром. А с таких денег шиковать не будешь.
Впрочем, когда английский консул, сэр Гамильтон, узнал сколько получает дон Викторика, то внимательно посмотрел на него и объявил свое мнение: