Хеннаро, старший из двух братьев, возглавил семейное дело. Но предание ничего не говорит о том, почему мальчишки этого квартала прозвали его Соломоном. Несомненно лишь то, что это прозвище приводило в ярость почтенного Хеннаро, который сыпал в гневе кулачные и палочные удары на тех, кто под предлогом покупки вина или чего другого оскорбляли его этим известным библейским именем.
Этот Хеннаро, будучи пульперо, являлся в то же время капитаном народной милиции, к несчастью, его расстреляли еще в 1823 году, во время военного бунта. Стала вдовой его жена, донья Мария Ризо, и сиротой — его дочь Квинтина.
После смерти Хеннаро, его младший брат Хулио Гонсалес стал владельцем пульперии и в силу народной психологии, потому, что имя Соломон ему казалось звучнее, чем Гонсалес, он стал называть себя: Хулио Гонсалес Соломон.
И с той поры имя, вызывавшее гнев старшего брата, отца Квинтины, стало неразрывно с именем данным при крещении младшему брату, который, казалось, уже с законной гордостью носил его.
И вот дон Хулио стал расти в объеме так же быстро, как росли его имена, а в чинах — так же быстро, как в объеме. Он преуспевал в милиции, да и в торговом деле, но ни то, ни другое занятие не мешало ему по обыкновению отдохнуть часок на пороге своего дома.
Ураган, который подхватил низы аргентинского населения при захвате власти Рохасом, был слишком силен, чтобы не поднять со дна всю пену. Поднял он и эту тушу мяса из грязи. И вот с порога своего дома почтенный дон Хулио представлял себя возведенным в звание полковника милиции, а затем — и в президенты Народного общества Ресторадора, члены которого избрали в качестве символа колос маиса, в подражание одному древнему испанскому обществу, которое выбрало тот же символ и имело почти те же цели.
Теперь этот почтенный человек был начальником районного отдела НКВД и был одет по всей форме. На нем была черная шляпа с широкой красной лентой, синие камзол с красными вставками впереди как у красноармейца, под ним красный жилет и огромный кинжал у пояса, которым масорковцы должны были искоренять крамолу. В данный момент форменная рукоятка скрывалась под правой полой. Напомню, что подобные кинжалы отечество дало всем своим детям для защиты святого дела федерации. И чтобы те сумели обагрить свои клинки кровью гнусных унитариев.
Бороды сейчас все федералисты брили, а вот бакенбарды и отсутствие пробора в волосах считались символами благонадежности. Здесь Соломон не блистал оригинальностью. Добавим сюда мрачный и бегающий взгляд.
Такие характерные лица пройдох можно встретить лишь в минуты народных смут и волнений и их невозможно увидеть, когда в стране царят порядок и покой.
Добавлю, что на этом человеке было очень много федеральных знаков и девизов. В таких кругах почему-то утвердилось мнение, что чем их больше — тем лучше. Так что передо мной был прекрасный образчик северокорейских генералов из будущего, которые носили ордена на всем теле, даже на заднице.
— Да здравствует федерация! — начал рапортовать бодрый начальник отдела НКВД. — Да здравствует славный восстановитель законов! Да погибнут дикие, омерзительные унитарии, за проклятое золото продавшие себя иностранцам! Да погибнут все изменники! Все мы должны быть готовы отдать жизнь за славного Ресторадора, потому что все мы — столпы святого дела федерации!
— Да здравствует славный восстановитель законов! Давшей свободу Америке! — неожиданно тоже прокричала донья Мария-Хосефа.
— Да здравствует любимая дочь великого аргентинского народа, сеньора Мария-Хосефа дель Эскурра! — вынужден был я присоединиться к этим лозунгам и здравницам.
В таких ситуация, закаленный комсомольской юностью, я чувствовал себя так же уверенно, как рыба на дне морском.
— Да здравствует славный герой степей, восстановитель законов, отец наш и отец федерации! — пошел на второй круг товарищ Соломон, наш славный масоркеро. — Все мы, федералисты, и мужчины, и женщины, обязаны помогать его превосходительству, потому что он отец всех федералистов. Поместим нечестивого унитариста Лавалье в клетку и выставим его на всеобщее обозрение на площади Свободы.
— Слава товарищу Рохасу, герою Америки! — сохраняя полную невозмутимость, в нужный момент снова вступил я. — Да здравствует наш славный Ресторадор, да погибнут все враги святого дела федерации!
— Да здравствует Аргентинская конфедерация! Да погибнут дикие унитарии! — не подкачала Мария-Хосефа.