Сам Меттерних-младший, немного бледный, оживленно болтал с папским нунцием, стараясь скрыть свои мысли в разговоре; невдалеке от них группа военных маршалов и генералов обменивались военными новостями.
Здесь находился полный кворум «доблестных» полководцев королевских войск. И самым красноречивым среди этих французских военных был старший лакей, хранитель королевской серебряной посуды. Главный эксперт в военной сфере и в чистке столового серебра.
Тут же по паркету широкого зала расхаживало, перебрасываясь фразами, множество придворных, каждую минуту ожидавших появления королевской фамилии, которая должна была открыть нынешний праздник.
Герцог Грамон, который носил бородку а-ля Генрих Четвертый, воспользовался удачной минутой, когда принц Экмюль, весь украшенный позументами, приветствовал только что вошедшего баварского посланника, чтобы вступить в разговор тет-а-тет с испанским послом, благородным доном Олонсо. За час перед этим он получил из Мадрида от тамошнего французского посланника, депешу, которая несколько взволновала его.
Это были выжимки из украденного доклада резидента испанской разведки в Монтевидео, о обстоятельствах расследования злодейского убийства в Аргентине французского посла, барона Мерсье. Ходили разные слухи, но теперь обстановка несколько разъяснилась.
При этом ум у герцога был весьма специфический. Ему скажут: делай как люди, а он сделает ровно наоборот.
— Извините, мой дорогой дон, — заговорил почти шепотом герцог Грамон, приближаясь к испанскому дипломату, — я желал бы воспользоваться сегодняшним вечером, чтобы откровенно побеседовать с вами.
— Как и всегда, я весь к вашим услугам, но я почти уверен, что знаю содержание вашего вопроса, — отвечал дон Олонсо, который, несмотря на свою значительную дородность, остался тем же тонким и светским придворным, каким он был два года тому назад, когда ему удалось выполнить дипломатический фокус — примирить глав французских и испанских престолов.
— Вы, конечно, уже получили от своего премьер- министра ноту, в которой он извещает вас о событиях в мятежном американском вице-королевстве Ла-Плата, — сказал подавленным голосом герцог Грамон, — Похоже там события развиваются очень неблагоприятным для наших держав образом.
Принц Экмюль, которого при дворе называли Черной Звездой, стал невольным свидетелем этого разговора. На лице Олонсо появилась тонкая, почти неприметная улыбка — он слишком хорошо знал текущие новости. Французов за океаном больно щелкнули по носу. Как же тут не порадоваться?
— Вы, кажется, изумлены, герцог? — шепнул Олонсо, потомок знатного рода. — Примите мои сожаления!
Грамон, казалось, не придавал особому веса этому уверению.
— Ведь вы понимаете, конечно, что такой поворот политики может иметь важные последствия? — продолжал герцог.
— Может быть, он уже небезызвестен королю Луи-Филиппу? — тихо, вопросительно глядя, заметил испанский посланник.
— Я не понимаю, что вы под этим подразумеваете! Во всяком случае, будет необходимо, мой благородный дон, чтобы мы договорились по этому вопросу и вошли бы в более близкие сношения друг с другом.
— Я весь в вашем распоряжении, герцог! — сказал посол Испании, отлично умеющий придать любым своим словам блеск правды.
— Я знаю, что вы пользуетесь доверием регента и премьер-министра Испании, и потому надеюсь, что между нами легко последует полное соглашение на счет вице -королевства Ла-Платы.
— Будьте уверены в моей совершенной преданности, — ответил Олонсо и обменялся многозначительным взглядом с Грамоном, который тотчас же вновь обратился к Жаку Лаффиту, Перье и Сульту. Видно было, что эти четыре господина бурно и откровенно разговаривают между собой.
Появление королевских пажей в тронном зале возвестило о выходе царского семейства. Между тем как присутствующих охватило легкое волнение, Грамон отвел Жака Лаффита в сторону.
— Право же следует повесить этого мерзавца Лавалье за то, что он не работает так быстро, как мы бы этого хотели. У него одна неудача следует за другой. На всякий случай, в каком состоянии наша доблестная армия и флот? — спросил он тихо главу правительства.
— Все просто великолепно, — с манерами льстивого придворного отвечал ему премьер-министр.
— Сколько бы вам потребовалось времени, чтобы перевезти пятидесятитысячную армию через океан?
— Три месяца подготовки, герцог, ибо вы знаете, что уже давно делались такие приготовления и что нам недостает только денег и повода, чтобы привести в исполнение этот давно обдуманный план! И три месяца кладите на сам морской переход.