Если властодержец способен снисходительно относиться к нелюбви черни, то редкий художник способен принять непризнание своего таланта. Афамант не был исключением. Слова наглого мальчишки привели мастера в бешенство. Он ухватил паренька за одежды и, пиная по дороге, вытолкал из тайной залы, тут же повернув в двери запор.
Великий царь! - попробовал поэт воззвать к благоразумию.
Но оскорбленный художник смотрел зло и непримиримо.
Что ты вообще понимаешь в искусстве, щенок!
Дослушай, мой господин!
Я уже услыхал все, что хотел!-огрызнулся Афамант.- Я, сам спрашиваю себя: почему, открыл тебе тайну своей души, а ты осмелился надсмеяться надо мной, рассказав, что поделка, пригрезившаяся пьянчужке, лучше, чем те страдания, слезы и кровь, которые я вложил в свою Нефелу! У тебя есть ли совесть после этого, негодный?!
О, Афамант! Ты торопишься с суждениями! - ответствовал поэт.- Я ведь не сказал, почему статуя Пигмалиона лучше и прекраснее твоей!
Почему же? Мастер угробил на свою поделку больше мрамора или подкрасил девице щечки свекольным соком?
Нет, творение Пигмалиона, его Галатея ожила!
Афамант замер, пригвожденный к месту. Ударь у
его ног молния, сам Зевс Громовержец прокатись по дворцу в золотой колеснице - ничто б так не поразило Афаманта, как сказанное поэтом слово.
Ожила?! Повтори, не обманывает ли меня слух!
Да, великий царь, мастер своей любовью сумел вдохнуть искру жизни в свое творение! И, раз он сумел сотворить это чудо, то я готов отдать Нефеле свою жизнь, лишь бы не соком, а румянцем жизни зарозовели ее щеки!
Царь не мог поверить своим раздвоенным чувствам.
Идем!-заторопил Афамант.- Попробуем тотчас!
Нет, царь! - остановил поэт.- Любовь не терпит соперничества, а сейчас твое сердце полно иными чувствами: удивлением, потрясением, нездоровым азартом и любопытством! В этой смеси нет места всепоглощающей любви! Ты придешь сюда, когда твои помыслы будут чисты и направлены только к ней, к нимфе Нефеле!
Афамант задумался, сколько правды в словах мальчишки. Но, как ни пристально вглядывался царь в свои помыслы, поэт был прав!
Ну, что ж,- со вздохом проронил Афамант,- теперь вернемся к пирующим!
А как со мной? - напомнил поэт, шествуя следом за углубившимся в надежды Афамантом.
Что - ты?
Но ведь глашатай сегодня с городской башни должен будет объявить о моей казни, как преступника, покусившегося на достоинство царя! - напомнил юноша.
Везде измена! - покачал головой Афамант.- Скажи, на милость, к чему тебе было распевать эти вздорные стишки о моей жестокости? Видел бы ты меня в молодости - тогда я и впрямь не часто думал о ценности чужой жизни!
Теперь же я лишь позволяю событиям идти своим чередом!
Так все же? - не отставал поэт.
Они прошли уже большую часть лабиринта дворцовых коридоров. Из пиршественной залы до них долетали взвизги смеха и голосов.
Да не трясись ты так за свою шкуру - она не многого стоит! - с досадой ответствовал Афамант.-
Не бойся: я придумаю тебе должность при дворе! Но помни...
Тут Афамант умолк, насторожившись.
Что там такое может быть? - пробормотал про себя.
Если слух не обманывал, его гости вовсю потешались, что никак не входило в расчеты Афаманта. Он-то надеялся: стоит ему покинуть какое-либо место, жизнь там замирает, останавливается. Оказывается, события имеют неприятное свойство идти своим чередом, не считаясь с нашим существованием.
Тише!-обернулся царь к поэту.- Стоит посмотреть, чем это развлекаются мои сотрапезники! Тем более, я слышу, иль мне то кажется, женский голос!
Они тихонько подступили к самой зале. Афамант чуть отдернул полог, отделявший залу от прочих помещений.
Что? Что там? - юноша из-за плеча пытался рассмотреть происходящее.
Но они видели лишь плотно сомкнутые мужские спины, что кольцом охватывали нечто, находящееся в центре круга.
Приветствую вас! - выступил царь.
Его гости испуганно обернулись. Некоторые под шумок захотели исчезнуть. Другие потупились, не зная в каком настроении царь Афамант.
Всем было ведомо, что с тех пор, как исчезла царица, ни одна женщина не смела без позволения Афаманта ступить и рядом с дворцом. Афаманту в шелесте женских одежд, перестуке драгоценностей и украшений все время мерещилась его утраченная возлюбленная.
Вы все бы прокусили себе языки? - ехидно поинтересовался Афамант.
Ну и рожи! - подхватил поэт, которому молчать, пожалуй, было куда более горшим наказанием, чем обещанные кары и муки.
Что до Афаманта, он мрачнел с каждой секундой.