Мысли об инфрарадии не давали Гале покоя. Ее заинтересо– вал один любопытный вопрос, связанный с этим удивительным элементом.
Инфрарадии сильно обжег ей ногу. В его силе и активности девушка убедилась на самой себе. Но ведь она подвергалась действию инфрарадия очень недолго. А как же то чудовище и его детеныши? Ведь они постоянно жили в пещере, предельно насыщенной излучениями инфрарадия. И он на них не действо– вал. Почему? Чудовище не только не страдало от излучений, но даже, как казалось Гале, не замечало их. Иначе разве выбрало бы оно эту пещеру для своей берлоги? А его детеныши? Допус– тим, что инфрарадии не влиял на взрослое чудовище потому, что на нем был толстый панцырь: кто его знает, может быть панцырь задерживал излучение лучше свинца. Но на детенышах панцыря еще не было. Почему же инфрарадии не влиял и на них?..
Галя поделилась своими мыслями с Ван Луном и Соколом.
– Думаю, животные приспособились, – ответил первый. – На Земле тоже так, вспомните. Тигр боится воды, бобр не может жить без воды, например.
– Так то тигр, а то бобр, – возразила Галя. – Совсем раз– ные животные.
– Напомню: оба млекопитающие! Можно другой пример. Бурый медведь живет в лесу, белый – в воде. Оба медведи. Приспосо– бились к условиям.
Девушка не была удовлетворена этим ответом. Конечно, ус– ловия значат много, это правильно. Но действие инфрарадия, который, как огонь, обжигает кожу, – какие уж тут условия!
Между тем Сокол горячо поддержал Ван Луна:
– Мне кажется, вы правы, Ван. Закон приспособления, отбо– ра действует везде, и здесь, на Венере, тоже. Только, Гали– ночка, это нельзя понимать, как, скажем, привычку. Мол, по– пало какое-то животное в особые условия, в новую для него обстановку, – и приспособилось. Это звучало бы слишком наив– но. В новых, непривычных, условиях животное чаще всего прос– то погибает, не успев привыкнуть и приспособиться. Приспо– собление к условиям жизни – дело очень длительного времени, многих поколений. Из рода в род большинство животных не вы– держивало каких-то условий, погибало. Оставались в живых лишь наиболее крепкие отдельные экземпляры. Они давали по– томство – и из него тоже вымирало большинство. Так продолжа– лось тысячи и миллионы лет. И в результате жестокого отбора оставались только те животные, те виды, которые приспособи– лись к трудным условиям. И эти оставшиеся, приспособленные, чувствуют себя в таких условиях, в которых умирали миллиарды их предков, очень хорошо.
– Чего доброго, вы скажете еще, что этим усатым чудовищам было даже приятно в инфрарадиевой пещере? – недоверчиво спросила Галя.
– Убежден, что и удобно и приятно, если к ним можно при– менять такие слова, – подтвердил вполне серьезно Сокол. – И даже больше. Возможно, эти животные на современной стадии развития даже нуждаются в том, чтобы тепло, излучаемое инф– рарадием, постоянно подогревало их или их детенышей. А если бы принудительно перевести их в другую пещеру, без инфрара– дия, без дополнительного отопления – может быть, эти живот– ные, а особенно их детеныши, не выдержали бы новых для них условий и погибли.
– Одному хорошо, другому плохо, – глубокомысленно сформу– лировал короткий вывод Ван Лун.
Гале Рыжко оставалось только принять это объяснение: ино– го не было. Да и Николай Петрович тоже согласился с рассуж– дениями Сокола, хотя и добродушно рассмеялся, когда Ван Лун неожиданно начал с недовольным видом развивать только что сделанный им вывод:
– Одному хорошо – это Вадиму рассуждать. Другому плохо – это мне заниматься здесь животными.
– Но почему, Ван? Разве вы не занимаетесь крупной охотой? Например, в пещере, под землей?
– Охотой? Такому слову обидно на Венере, скажу. Где инте– ресные, красивые бронтозавры, игуанодоны, которых мне обещал Вадим? Где настоящие теплокровные животные, на которых при– ятно охотиться?
– Ну, мне кажется, что бронтозавров и игуанодонов трудно было бы назвать красивыми, Ван, – насмешливо возразил Сокол.
– К тому же их никак нельзя считать теплокровными.
– Все равно, – настаивал Ван Лун, – они похожи на настоя– щих животных. Почему обманули, Вадим? Вижу на Венере только всяких насекомых, пауков и червяков. Очень нехорошая фауна! Если бы знал раньше…
– То не полетели бы, Ван? Остались на Земле?
– Нет, такого не скажу. Но я взял бы с собой химические порошки или жидкости для ваших насекомых. На них, позволю себе заметить, жалко тратить честные пули. Да!
– Но, товарищ Ван, разве не пригодились ваши пули там, в пещере? – вставила Галя Рыжко. – Разве то чудовище не страш– нее тигра или какого-нибудь другого крупного хищника?
Ван Лун пренебрежительно махнул рукой:
– Девушка не может понять красоты охоты! Сравнивает: бла– городный тигр, полосатая молния, – и неуклюжая тварь, кото– рая ползает на брюхе. Охотнику стыдно слышать такие слова. Тигр – красавец; тварь в пещере – мохнатая гадость с кривыми лапами. Охотнику Ван Луну очень неприятно…
Тем не менее, дисциплинированный Ван Лун аккуратно выпол– нял относившиеся к нему распоряжения Рындина и добросовестно собирал коллекции насекомых – представителей своеобразной фауны Венеры, хотя и выразительно морщился каждый раз, когда демонстрировал товарищам новые образцы.
Впрочем, не менее интересной и ценной была третья коллек– ция, которую старательно собирал Вадим Сокол, – минералоги– ческие образцы пород, щедро представленных в ущелье, где ле– жал астроплан. Он охотно объяснял Гале:
– Право, мне повезло! Даже не нужно искать и отправляться в разведку. Наше ущелье само по себе представляет огромное собрание всевозможных минералов… Николай Петрович прав как всегда. Ведь он сразу, после первой вылазки, сделал вывод, что это ущелье возникло в результате какой-то сильнейшей сейсмической катастрофы. Слои коры Венеры сместились, будто кто-то специально для нас ножом взрезал их. Как в музее – подходи и изучай строение коры! А помните, как он точнейшим образом определил с первого взгляда направление пород-спут– ников ультразолота? Я, опытный геолог, мог только удивиться. Нет, у Николая Петровича положительно есть какая-то особая интуиция, помогающая ему разбираться в сложных вопросах быстрее нас. Изумительная голова!