— Тогда и не ждите, что стану кого-то от порчи избавлять!
— Не поможешь товарищу? — прищурился поручик пластунов.
— Не стану отбирать кусок хлеба у коллег, — буркнул я. — А то обидятся и снова на дуэль вызовут.
— Непременно вызовут! — рассмеялся Чеслав. — Я бы предпочёл у голодного волкодава кусок мяса из пасти вырвать, чем грош из кармана этих упырей умыкнуть!
Но усатый поручик лишь презрительно фыркнул.
— В лагере и без тебя найдётся кому порчу снять! — заявил он. — А за его пределами делать станешь то, что прикажут. На вылазки будешь ходить лекарем второго класса с оплатой в соответствии с патентом. И не на базаре, не торгуйся! Марш на выход!
Даже не кивнув на прощание Чеславу, он покинул комнату, а дядька-урядник хлопнул меня по спине и благодушно усмехнулся.
— Ты ещё про боевые не забывай! — заметил он, сильной рукой направляя к двери. — Червонец в день — плохо разве? Озолотишься!
Я подхватил свои брошенные на пол пожитки и вышел на высокое крыльцо барака в некоторой даже прострации. На улице дожидалась повозка с установленной на задке картечницей, к которой присоседился пластун, рядом с ним вертел головой по сторонам Огнич.
— Едем! — распорядился поручик и вскочил в седло гнедого жеребца.
Рядовой пластун отпустил поводья и легко перемахнул через борт повозки, урядник последовал за ним, и хоть я давненько уже не занимался акробатикой, но тоже не ударил в грязь лицом. Забрался сам, не стал хвататься за протянутую руку Огнича.
На днище повозки были уложены какие-то ящики, пришлось гнездиться на них. Фургонщик уместился рядом и спросил:
— Так ты к нам?
— Угу, — промычал я, оглядываясь.
Помимо усатого поручика за повозкой поскакали ещё двое верховых. Всадники, как и стрелец у картечницы, были в зачарованных кирасах и пробковых шлемах, а вооружены до зубов оказались так и вовсе решительно все. Надо сказать, такие меры предосторожности меня нисколько не порадовали. Если банальный выезд за пределы лагеря с подобной помпой проходит, что тогда о боевых вылазках говорить?
Вот же вляпался!
Но добрались до расположения Мёртвой пехоты без приключений. На вышках там стояли часовые, а периметр обходили патрули с собаками. Без тайнознатцев в охране тоже не обошлось — уловил нечто сродни стылому ветерку. Ну и мертвечиной тоже пованивало, а лучше ходячего мертвеца на роль дозорного, как мне кажется, только приблудные духи годятся.
После того, как мы миновали караульных на воротах и подъехали к выстроенным чуть наособицу баракам, урядник прямо с повозки позвал:
— Хомут! Принимай бойца!
Никто не откликнулся, тогда Седмень спрыгнул на землю, а когда я повторил его манёвр, распорядился:
— Жди! — И утопал в темноту.
— Бывай, Боярин! — махнул на прощание Огнич, которого привлекли к выгрузке из повозки привезённых нами в лагерь ящиков, и я оказался предоставлен сам себе.
У бараков горели костры, я кинул свои вещи на землю и уселся на одно из брёвнышек. Пластуны поглядывали на меня с интересом, но не подходили и с расспросами не приставали. Я уже даже подрёмывать начал, когда вдруг дёрнулась штанина. Глянул на ногу и едва не заорал от неожиданности, приметив здоровенную сколопендру, более чем просто мерзкую на вид. В иной ситуации непременно заорал бы, а тут постеснялся новых сослуживцев, прикусил язык.
Припомнились рассказы о всяческих ядовитых тварях, и рукой я сколопендру сбивать на землю не стал, вместо этого легонько стиснул её отторжением и не раздавил — отодрал от штанины. Тут-то и вернулся Седмень. Вынырнул он из темноты не один, а в сопровождении чернявого молодчика с нашивками младшего урядника. Ему и сказал:
— Натаскай колдуна скоренько, Хомут. И спуску не давай, мне с ним в омут идти.
За сим дядька и утопал прочь, а молодчик поскрёб заросшую щетиной щёку, цыкнул и спросил:
— Как зовут-то?
Я ничего выдумывать не стал, тем более что с Огничем в сослуживцах это не имело ни малейшего смысла, и сказал:
— Боярином кличут.
Младший урядник осклабился и протянул:
— Бога-атое погоняло!
Говорок оказался незнаком, а вот интонации такие слыхивать раньше приходилось через день да каждый день. Только это не босяк, конечно, а жулик или ухарь. А что рожа не клеймена — так обычно воевать за море и вербуются, чтобы на каторгу не загреметь или с пеньковой вдовой не станцевать.
— А то ж! — в тон собеседнику ответил я, попутно прикидывая, чего от своего нового командира ждать.
Был Хомут не шибко широк в плечах, но жилист и определённо очень резок. К такому не то что спиной поворачиваться не стоит, но и в принципе на расстояние вытянутой руки лучше не подходить. Глазом моргнуть не успеешь, как с ножом меж рёбер окажешься.