Шотландец, классический высокородный бес, производил впечатление матёрого хищника. Длинные волосы, собранные в пучок на затылке, механические артефактные часы двойного назначения, дорогой костюм и спокойное выражение лица. Почти спокойное. В глазах явственно читался вопрос.
Я врубил всезрение на полную катушку.
А, теперь всё ясно.
У него тут всё напичкано отклоняющими артефактами, считающимися идеальной защитой от прыгунов. Телепортироваться в кабинет большого босса нельзя… но я ведь и не телепортировался. И шотландец не понимает, как я сумел обойти настройки смещения.
— А ты — тот самый Макдональд, который решил, что может играть против системы.
Он усмехнулся, медленно поднимаясь из-за стола.
— Система уже дала трещину, мальчик. И ты это знаешь.
— Возможно. Но ты не тот, кто должен её ломать.
Макдональд вздохнул и потянулся к эфесу меча, висевшего на стене за его спиной.
— Жаль. А я думал, мы сможем договориться.
Я расслабил плечи, готовясь к бою.
— Договориться можно было до того, как ты начал убивать наших.
Он выхватил клинок — старинный, с гравировкой, явно непростой стали.
— Тогда давай без лишних слов.
И бросился вперёд.
Молния, которой я ударил беса, напрочь выжгла ему грудную клетку. Удар был настолько сильным, что Макдональда впечатало в стену, по которой пошли трещины.
Никаких поединков.
Я просто уничтожил врага с помощью магии.
Сел в кресло, чтобы передохнуть, и врубил непрерывную циркуляцию. Больше всего ки я потратил на скитания в многомерности. Пассивные навыки, наподобие доспеха, перестали меня напрягать ещё на четвёртой оболочке. Равно как и простенькие энергетические атаки.
Зазвонил телефон.
Не обращая внимания на раздражающие трели, я встал, раздвинул грани мира и погрузился в серую фрактальную круговерть.
Чтобы добраться до нужного человека в Танжере, я потратил несколько часов. И дело не только в расстояниях Пустоши. У меня ещё сохранились незначительные проблемы с навигацией, поэтому я добрался до карантинной зоны Понтикуса, миновал таможенный контроль, и уже оттуда прыгнул в сторону Гибралтара.
В некоторых версиях земной истории, как сообщают наши морфисты, африканские территории, граничащие с Гибралтаром, сумели обрести независимость. У нас эти земли долгое время входили в состав Халифата, но после окончательного распада этой империи, образовалось множество эмиратов, удельных княжеств и даже республик. Сейчас Танжер — один из городов Рабатского княжества.
Я выпал из многомерности прямиком в тесный переулок Медины.
С двух сторон громоздились белые стены, кривая дорожка, по которой автомобиль не проедет, спускалась вниз, время от времени изламываясь ступенями лестницы.
Танжер встретил меня гулом голосов, пряными запахами и пестротой красок. Узкие улочки Медины вились, как змеи, то проваливаясь в тень высоких домов с резными деревянными балконами, то выныривая на солнцепёк, где свет отражался от беленых стен, слепя глаза. Под ногами шуршали разбросанные апельсиновые корки, а где-то впереди, за поворотом, звенел медный колокольчик ослика, тащившего тележку с финиками.
Я двинулся вниз по ступеням, протискиваясь между торговцами, которые расхваливали свой товар на всех языках Средиземноморья. Вот старик в выцветшей джеллабе раскладывал перед собой ковры с геометрическими узорами, шепча что-то про «настоящую берберскую работу». Рядом подросток в мятой футболке с надписью «Barcelona» жарил на углях шаурму, и жирный дым стелился по переулку, смешиваясь с ароматом свежего хлеба из соседней пекарни.
— Бакшиш, сиди! — прошипел мне под ноги уличный кот, вынырнувший из-под лотка с оливками.
Я усмехнулся. Даже здесь кошачьи чувствовали во мне своего.
Впрочем, могло и показаться.
Дальше улица расширилась, превратившись в небольшую площадь, где торговали фруктами. Под тентами из полосатой ткани громоздились пирамиды гранатов, лимонов, инжира. Торговец в тюрбане, завидя меня, тут же сунул в руки спелую хурму:
— Попробуй, господин, сладкая, как мёд!
Я откусил — мякоть действительно таяла во рту. Кивнул, порылся в поисках монеты, но продавец уже махал руками:
— Нет-нет, даром для друга!
Его сосед, коренастый марокканец с седыми усами, тем временем выкрикивал:
— Аргановое масло! Лучшее в Магрибе! Для кожи, для волос, для души!
Разумеется, всё это выкрикивалось на арабском, но я его хорошо знал ещё со школьной скамьи. Некогда этот язык считался официальным в Халифате, да и сейчас на нём говорят в большинстве стран Средиземноморья. А вот Магриб образовался около двадцати лет назад, в отличие от своих альтернативных аналогов.