Вот тогда и понял Архип, что обычная человеческая благодарность стали приносить ему удовольствие. Нет, он не перестал быть сварливым и язвительным, не перестал ругаться, хамить и богохульничать. Но куда чаще замечал за собой стремление делать добрые дела. Даже в ущерб себе. Вот что мешало ему в этот раз не лезть на рожон? Ведь будь верлиока чуть умней своего костыля, он бы ему башку запросто открутил. Чем думал, на что надеялся? Бес его знает. Захотелось в героя поиграться. Но даже сейчас Архип честно себе признавался, что даже зная, с чем ему придется столкнуть, все равно пошел бы в лес. Ну не мог он послупить иначе, а значит нечего себя за безрассудство поедом есть. Не первая глупость в его жизни и, даст тот, кто за ним присматривает, не последняя.
С такими мыслями Архип раскладывал богатые гостинцы в переметную суму. Много их было. Мясо, овощи, соленья, выпивка, яблоки, варенье, выпечка патока, мед дикий, мед домашний. Не поскупились местные спасителя отблагодарить. Вроде и не всем помог, а только детей пьяницы вытащил, а вот… каждый чего мог отсыпал. Удивительные люди.
Дети, к слову, в себя пришли, но пока только и могли, что в кровати лежать, ни ноги, ни руки не слушались. Помнили они произошедшее очень смутно и только в общих чертах. Словно случилось оно не вчера, а годы назад. И смерть отца приняли настолько же. Поплакали, конечно, но без излишнего. Оно и к лучшему, глядишь, переживут проще горе. Забрал их к себе Андрей. Тот тощий мужик, что вызывался с колдуном в лес идти. Его с Марфой, женой, значит, Господь своими детьми не наградил, так уж получилось, так она в приемышей вцепилась, мол, не отдам никому, сами воспитаем. Андрей спорить не стал, не дурак, поди, супротив хозяйки в таком деле перечить. Да и видно было, что он сам не против, детей поняньчить самому хотелось. Ну пусть, подумал Архип, всем лучше будет. У Андрея дом ладный и хозяйство хорошее, мальчишкам всяко сытнее будет чем у отца-пьяницы, земля ему пухом.
Никифора схоронили по-быстрому. Поп, не смотря на вмещающееся не в каждую дверь пузо, всегда был легок на подъем, а потому примчался еще в ночь. Утром же за деревней на скромном погосте и справили обряд. Поскольку тела не было, то обошлись без гроба. Выкопали ямку, сложили залитую кровью одежду да поставили крест. Ну и Архип, когда никто не видел, прикопал в той же могиле два куска вареного мяса. Кем бы он прежде ни был, и какой бы грех в своей жизни не совершал, но есть человечину не собирался, а потому тогда в лесной избушке просто спрятал в сумку, едва отвернулся великан. Как жил Никифор непутево, подумал он тогда, там и помер. И похоронены от него были только пара кусков вырезки с южными травами.
В общем, тронулся он только утром третьего дня. Ехать пришлось одному. Григорий с Семеном ушли еще вчера, первый валил все на то, что ему троих крестить еще надобно до воскресения, а второй… А второй ничего не сказал, просто как-то зашел, подал руку, да отправился по своим охотничьим делам. Тронулся Архип с первыми петухами, едва дорогу можнос тало разобрать. Гнать лошадь он не собирался, не было в том нужды, а добраться до дому хотел к обеду. Делать было особо нечего, и он все размышлял над произошедшим. Над верлиокой, которому тут делать было совершенно нечего, о скотине эта так далеко на востоке, у самого Пояса, отродясь не слышали. Они ближе к морю встречались, на Псковщине, а то и южнее. Что могло его сюда привести? Да и взгляд тот… Кто ж в тайге такой сильный да любопытный завелся, что сквозь морок смотреть может? И, главное, каковы его намерения? Ээх, слишком много вопросов терзали разум Архипа, мешая ему наслаждаться, возможно, последними теплыми осенними днями, перед грядущей мокроступицей.
За тяжелыми мыслями Архип и не заметил, как добрался до Крапивина. Село встретило колдуна привычным шумом: ревом, воем и гоготанием скотины, людскими голосами, да задорным детским смехом. Еще до околицы за его лошадью увязалась стайка шпаны обоих полов, довольно нагло выпрашивавшая у «дядьки колдуна» превратить кого-нибудь в лягуху. Причем жертву для этого предлагали на перебой, устроив основательный галдеж. От шантрапы, впрочем, удалось откупиться калачом из гостинцев. Архип их не жалел, все равно до сладкого был не шибко охотч, да и не съесть одному такие запасы.