В избе ловить было нечего и вконец расстроенный Архип вышел наружу. Священник с охотниками еще не явились, и их не было видно на всей дороге вплоть до вершины холма, а потому он решил сходить по следу. Авось что подвернется. На всяческий случай, он взял из дома белую тряпицу, и оставил углем на двери короткую записку, указывая последующим за ним идти к лесу, а там искать белые вешки. Ежели из деревни придет поп или сам староста, они прочтут, а ежели нет… Ну что ж, такова, видимо судьба его.
До леса дойти сложности не представляло, как и увидеть тропу, по которой бежал похититель. Судя по всему размерами он не слишком уступал давешнему верлиоке, а умением двигаться по лесу так сильно уступал, поскольку несся, не разбирая пути, ломая ветви, приминая траву и даже вырывая кустарник. А главное, тонким своим нюхом, натренированным годами занятия алхимией без помощи инструментов, Архип уловил едва заметный мерзкий запах. Аромат мази, который он сдуру выдал дочери пасечника. И, оторвав кусок материи и повязав его узлом на ветке, Архип, ведомый виной и злостью, ничтоже сумнящеся, бросился в погоню. Каждую пару десятков шагов он останавливался, чтоб повязать новый лоскут, тщательно проверяя, чтоб от одного всегда было видно другой. Да, он торопился, но, не особо представляя с чем предстоит столкнуться, не желал лишиться хотя бы даже и призрачной надежды на помощь. И, тем не менее, двигался Архип быстро.
Через сотню или чуть больше шагов в небольшом овражке он обнаружил изорванную девичью одежду. Даже не будучи следопытом, по разметанным траве и листьям он догадался, что здесь монстр надругался над своей несчастной жертвой. Но не бросил, убитую, не оставил, а потащил куда-то дальше. Строго говоря, Архип не очень понимал, зачем было нести девку даже сюда. Хотел снасильничать? Так почему не отловил одну ее, зачем всю семью убивать? Явно в вопросе была замешана не одна похоть. Месть? Но зачем тогда в лес тащить? Жертва? Несет ее кому-то другому? Тогда почему не донес? Не утерпел? С каждым новым вопросом в голове колдуна все сильнее и сильнее отдавался стук сердца, а руки сжимали рукоять топора все сильнее.
Запах мази крепчал с каждой пройденной саженью и Архип набирал темп. В лихорадочной гонке он уже пропустил несколько вешек, и теперь боялся, что помощь потеряется и не сможет его догнать. В какой-то момент он остановился, чтобы передохнуть и все таки привязать один из последних лоскутов. И он услышал звуки, которые ни с чем не спутаешь. Приглушенные расстоянием, но вполне ясно различимые в лесной тишине шлепки голой плоти о другую, кряхтения, хрипы и постанывания. Да, такое ни с чем не спутаешь, но при этом было в них что-то мерзкое, что-то противоестественное. Что-то совершенно нечеловеческое.
Архип припустил вперед и выскочил не большую полянку. Там он увидел одну из самых мерзких картин в своей жизни: над распластанным среди корней дерева обнаженным, залитым кровью девичьим телом склонился громила, немногим уступающий статями тому медведю. Громадина, удовлетворенно ухая и покряхтывая, то и дело заливаясь истеричным смехом, ритмично двигала бедрами меж распластанных ног своей жертвы. Со своей позиции Архип видел только только безвольно закинутую набок голову Агнии, страшно изуродованную и избитую, да спину громадного выродка, странно перекособоченную слева, покрытую мелкой иссиня-черной шерстью. Архип до сих пор знал несколько боевых чар, но тварь была слишком близко к своей жертве, а потому, не долго думая, он размахнулся и швырнул в нее топор.
С громким чавканием топор почти по самый обух вонзился в спину. Тварь заревела и кубарем скатилась с девки, полностью открывая ее истерзанное тело. И от одного только беглого взгляда кровь в жилах колдуна вскипела: отбросив в сторону крест и сложив пальцы в сложный узор, он с огромным усилием вытолкнул наружу несколько Слов. Но и жест от длительного отсутствия практики, и произношение оставляли желать лучшего, а потому пальцы тут же пронзила резкая боль, а по губам словно треснули яловым сапогом. Но заклинание сработало, почти как должно и колдун, сплевывая кровь и вытирая скрюченными руками опухшие губы, с удовлетворением наблюдал, как нечеловечески огромный срамной уд бугая исчез в ослепительной вспышке взорвавшейся шаровой молнии. Бессмысленно, и, по дельному размышлению, бесполезно, но гнев требовал выхода. К превеликому сожалению, занявшееся было на его шерсти пламя тут же потухло, но короткого момента было достаточно, чтобы разобрать, что помимо мерзкой темного мерзкого пуха, больше похожей на плесень, все тело насильника было покрыто мириадами мельчайших черных точек-глаз. Казалось, что он целиком состоял из той самой необычной порчи, что поселилась в Архиповом доме.