Выбрать главу

— Жуть какая.

— Вот и я решил, что жуть. Потому и заковал его, как сумел. Чары наложил всякие. За месяц еще ни разу не выбрался.

— А откуда он такой взялся-то? — помещик недоверчиво переводил взгляд с сундучка на колдуна и обратно. Чувствовалось, что с одной стороны он боится обидеть хозяина, в котором отчаянно к тому же нуждался, недоверием, но и просто проглотить невероятную историю не мог. Уж слишком от нее веяло небывальщиной.

— Не знаю, Пантелеймон Аркадьич. Говорю ж, в лесу нашел. В том, что за Черной. Где нечисть обитает, — Архип закончил сборы, встал, закинул за спину котомку. — Ну пойдем, Пантелеймон, посмотрим, чем горю твоему помочь.

По пути из села заехали в лавку, где Архип закупил фунт соли да предупредил Дарью, хозяйку купеческого дела и свою зазнобу, чтобы не теряла его. Опосля, по здравому размышлению, посетили церквушку, где колдун, в очередной раз разругавший в пух и прах с отцом Григорием, чисто на всякий случай, набрал полный мех освященной воды. Покончив со всеми приготовлениями, наконец, двинулись к имению. Гнал Пантелеймон Аркадьич на все. Крапивино и наезженную часть тракта, почти до самой Ночной проскочили словно на крыльях, а вот дальше начиналась дорога, по которой зимой ходили мало и редко, от того езда заметно замедлилась. Но все равно, могучий конь делом доказывал, что не зря ест свой овес, двигаясь куда резвее, чем смогла бы любая Крапивинская скотинка. Да и пошевни у Пантелеймона были прогулочные, удобные, а конь ехал ровно и мягко, и в итоге Архип, пригревшись в теплом полушубке, задремал. Все-таки предыдущая бессонная ночь и ее переживания все-таки взяли свое.

Почти всю дорогу до Рудянки, как называлась деревня во владениях Векта, а заняла она оставшуюся часть дня и весь вечер, Архип благополучно проспал, продрав глаза только часа за два до полуночи, когда до цели путешествия оставалось рукой подать. Проснулся он не сам по себе, но сперва этого даже не понял и несколько мгновений молча смотрел в черное, шедро усыпанное алмазами звезд небо. А потом снова услышал его. Вой. Уверенный, злой, голодный. Голос вышедших на охоту хищников. Волков.

Архип резко поднялся и осмотрелся по сторонам. Ехали они по дороге хорошо укатанной, значит жилье было недалеко. Света луны и звезд было достаточно, отраженного окружающей белизной было вполне достаточно, чтобы видеть на десятки шагов вперед. А главное, его было достаточно несущемуся по дороге во весь опор без всяких понуканий встревоженному коню.

— До деревни пара верст, — ответил на невысказанный вопрос напряженный Пантелеймон, теребящий в руках обрез берданки. — Таким темпом, ежели еще четверть часа не нападут, потом уже не решатся.

Архип согласно кивнул, хотя особой уверенности в это не испытывал, в голове его все еще звучал волчий ответ на рев упырихи. Нет, это могло быть простым совпадением, но в такие совпадения он предпочитал не слишком верить.

Вой повторился и в неверном лунном свете колдун увидел, как он ближайшей рощи, а вся округа была распаханными полями, отделилась стремительная тень. За ней вторая, третья, четвертая. И все они бросились по сугробам наперерез. Глубокий снег сильно замедлял бег хищников и сани с путешественниками имели хороший задел, но это было временно, стоит волкам выбраться на тракт, так они налегке без труда догонят отягощенного упряжью уставшего за день пути почти без отдыха коня. Да и как скотина поведет себя при приближении хищников тоже было не очень понятно. А то понесет, перевернув сани и бросив их обоих на произвол судьбы.

— Колдун я в конце-то концов или на хлеб намазано? — в сердцах хлопнул себя по лбу Архип и под удивленным взглядом принялся рыться в своей сумке.

Первым делом он вытащил яркую ленточку, потом пучок каких-то трав, а последним, при этом не из своих припасов, а из свертка с едой, данного старостиной женой, и ополовиненного уже Пантелеймоном, достал солидный шмат мяса. Вбросив взгляд на уже выпрыгивающий на дорогу волков, к четырем замеченным ранее добавились еще три, он начал. Выдрал из устилавшей пол пошевней соломы солидный пук и взялся его хитро заручивать. В процессе своего рукоделия он тихонько нашептывал:

Волчьей ягоды горький вкус, Волчий голод ей не отбить, Волка духа боится трус, Испугавшийся — волчья сыть.