— Архип, кто это? — глухим от потрясения голосом спросил Игнат.
— Это, дорогой мой, тот, кто погиб защищая ребенка Ялки. Домовой это.
Глава 12
Весь последующий день Архип провел с головой погрузившись в беготню. Он самолично посетил каждый двор, каждую хату, где еще оставались малые дети, а таковых в деревне было предостаточно, поскольку далеко не у каждой семьи были родственники, способные приютить в соседних деревнях, или тем более Чернореченске, да и не каждый решится отправлять жену на сносях или совсем уж мелкого зимой в дальнюю дорогу. И в каждом таком доме доме он подолгу говорил с женщинами, объясняя им способ защититься неведомой от опасности:
— У ног втыкаешь ножницы, вот так, смотри, — увещевал колдун, с размаху вгоняя в плетеный бортик зыбки рекомый инструмент. — Веретенный камень под подушку, — открепив от веретна прялки камень-утяжелитель, специальный с высверленным отверстием в середине, он клал его у головы младенца. — Только камень должен быть старый. Ежели старого нет, или его лишь пару лет как пользуешь, иди к соседкам, сули им что хочешь, договаривайся как угодно, но хочешь ребенка спасти — добудь. Теперь веник. Которым хату метут. Все равно какой. Главное, чтобы использованный был. Под зыбку кидай и пусть лежит. Понятно? И домового прикормите. Да лучшее, что есть выкладывайте. На него главная надежда. Он и шуганет, ежели надо, и подножку врагу подставит.
Женщины кивали и безропотно бросались выполнять все указания. Пререкаться никто и не думал, хотя вопросами заваливали, что называется, мама не горюй. Отчасти так происходило из-за того, что перепуганные и измученные тревогами крестьяне были готовы хвататься за любую соломинку. Ну и потому, что слова колдуна, пусть и человека не совсем случайного, но все-таки чужого, не рудянкинского, подкреплялись стоящими за его спиной помещиком и кузнецом, людьми всем известными, нужными и уважаемыми. Игнат так тот вообще после страшной находки в сгоревшем доме, ходил за Архипом по пятам. Сильно, видать, впечатлился мужик увиденным.
Дело было непростое и небыстрое, дворов с малыми детьми в деревне было предостаточно, да и в каждом не одна баба, а все соседи сбегутся. И всем страшно, а ну как нечисть на других детей перекинется. Тех, что постарше. А кто-то и вообще с посторонними вопросами приставал: как бородавки свести, как супругу мужскую силу вернуть, как волосы выпавшие в обрат вырастить и прочая сейчас неважная ерунда. В какой-то момент так одолели Архипа, что пришлось кузнецу даже народ силой расталкивать. Никаких увещеваний не понимали. Но сделали, справились, никакого без совета, без помощи не оставили. Пока суд да дело, солнце окончательно скрылось за горизонтом. Благо в одном из дворов, благодарная за добрые вести хозяйка накормила гостей до отвалу, а то так бы и маялись голодные до самого ужина.
По окончанию обхода Игнат отправился к семье, но обещался явиться на помощь по первому же зову. Вообще, Архипу показалось, что дюжий кузнец, не смотря на печальные обстоятельства знакомства, воспринял новое дело, разбавляющее размеренный и откровенно скучный ремесленный быт, волнующим приключением и отказываться от него теперь не собирался.
— Архип Семеныч, — спросил Пантелеймон мрачно разглядывая клочок бумаги. — А что такое мы хоть ловим-то?
Дело было уже серьезно за полночь, помещик и колдун, сразу после позднего ужина, разогнали домашних по комнатам, а сами остались на кухне составлять план поимки таинственнного лиходея. Точнее, составлял-то Архип, который несколько часов что-то искал в своих многочисленных записях, высчитывал, прикидывал и записывал на небольшой листок желтой оберточной бумаги, а Пантелеймон откровенно скучал и клевал носом. Но вот, наконец, колдун разбудил задремавшего уже товарища и торжественно вручил ему написанный калиграфическим почерком список из более чем десятка крайне странных вещей.
— Ловим мы с тобой, Пантелеймон Аркадьевич, Жихаря, — солидно ответствовал он. — Это нечисть такая. Дальний родственник домового или банника, но только больше, сильнее и злокозненнее. Гадит, где только дотянется, скотину мучает, кошек давит, соленья портит, а ежели в бане поселится, обожает дверь подпереть, да печку до красна раскалить, чтоб народ угорел поболе. Урод, в общем.
— И детей ворует?
— Да, были описаны такие случаи, но, как правило, не по своей воле. Видишь ли, Пантелеймон Аркадьевич, жихарь — скотинка трусливая, но при том крайне глупая, в отличие от того же домового, поэтому легко ведется на обман и уговоры. Самому ему младенцы без надобности, человечину он не ест, подменышей не оставляет, колдовством, для коего могут быть потребны такие ужасные жертвоприношения не владеет. А вот поддаться на посулы какой-нибудь кикиморы или богинки, да им украсть — запросто. Да и простые смертные ведьмы с колдунами его услугами не брезгуют. Сам понимаешь, мало ли дряни какой, и живой, и немертвой белый свет коптят? Всегда найдется кому с ним на злодеяние сговорится. В общем, ежели кто ему чего ценного посулит, то он и детей ворует, и даже дома с хозяивами сжигает.