Пантелеймон в очередной раз пробежался глазами записку.
— Все найду, Архип Семеныч, раз уж надобно, — уверенно сказал он, и поднялся с лавки. А сейчас пойдем спать, утро вечера мудреннее.
На том и порешили. По прикидкам Архипа до момента, наилучшего для расстановки задуманной ловушки требовалось еще несколько дней, учитывая время последней кражи. И это время он использовал по полной. Большую часть дня он проводил в кузне, где под строгим руководством руководством крайне воодушевленный необычной задачей Игнат вместе с зятем, забросив прочие дела, без устали ковали холодное железо. Металл, не знавший горна и тигеля всегда был первейшим средством от сверхъестественного. Работа была тяжелейшая, так как без прогрева упрямый материал поддавался человечьему усердию и силе крайне неохотно. Но поддавался.
Авдотья тоже не пожелала оставаться к общему делу безучастной и, собрав неравнодушных женщин, без устали шила и кромсала крайне странное одеяние, из ткани и кожи, принесенной Пантелеем. С готовым вариантом она без устали бегала к Архипу. И не раз распарывала и перешивала все, когда тот оказывался работой недоволен. Сам Архип выглядел так, что краше в гроб кладут. После дневных трудов в кузне или со швеями, он просиживал в выделенной ему комнате, зачитывая заговоры над результатом общих усилий и нередко засыпал прям за столом на куче тряпья.
Время шло. Удивительная работа, которую никому мало того, что не показывали, так и вообще говорить запретили, приближалась к ведомому только колдуну окончанию, когда наконец-то произошло новое похищение. Точнее, его первая по-настоящему неудачная попытка.
Ближе к обеду, в кузницу вбежала простоволосая, не смотря на солидный на улице морозец, перепуганная русая молодка. Покрутив растрепанной головой, она в полутьме и чаде мастерской с трудом отыскала склонившегося над какой-то отливающей металлом конструкцией колдуна и бросилась к тому.
— Дядь Архип, дядь Архип. Пойдем, скорее…
— Что базланишь, егоза? — перебил девицу скривившийся от ее ора кузнец, у которого от усталости и постоянного звона уже болела голова.
— Там… Там… Там… кровища там! — не успокаивалась девушка, хотя и не сразу смогла подобрать слово, чтобы объяснить свои переживания.
— Какая кровь? Где? Кто ранен? — встрепенулся уже Архип и внутренне напрягся, ожидая самого худшего. Вдруг он где-то просчитался, и теперь за его ошибку опять будет платить невинный.
— Да никто, дядь Архип, — раздраженно ответила молодка. — Просто кровь везде!
— Да говори ж ты по-человьему, — взъярился кузнец и тряхнул косноязычную девицу за плечо. Да так, что та испуганно вскрикнула. — Из-за тебя сейчас от удара сляжем все.
— Да, дядь Игнать, сейчас, — девушка всхлипнула и съежилась. Но, видать, так сильно распирало ее желаение рассказать о случившемся, тут же пришла в себя и начала рассказывать боле еобстоятельно. — Меня мамка сегодня с обеда к Маньке послали. За дитем, этим, ее присмотреть, пока она, спать будет или мужу снедать готовить, не знаю, чо она там хотела. Я же мамке за Митькой помогала, знаю все, умею, я вообще молодец, так мамка говорит, — заметив нетерпение на лицах слушателей слегка смутилась. — В общем я шла-шла, по дороге девок встретила, с ними поболтала. Но я не специально, Манька, не та, что с ребенком, а подруга моя, она такая болтуха. Даж шатуна голодного заболтать сможет. Так мамка говорит… Ай! дя Игнать, больно же! — в очередной раз не сдержавший нрав кузнец, отвесил молодке смачного подзатыльника. На удивление помогло и больше девушка уже не отвлекалась. — Ну так вот, я чуяла, что опоздаю, и что мамка мне за то отсыпет соли, поэтому бегла, что было сил. И во двор, и в избу влетела без стука. А там страсть такая… Манька у зыбки дрыхнет прям на лавке, а вокруг кровища… И зыбка в кровище, и пол в кровище, и стены в кровище, как будто свинью резали, все в кровище, — в этом моменте девушка начала интенсивно размахивать руками, показывая, насколько все было «в кровище». — Я как увидала, так сразу в крик. Орала сама, как резаная. Маньку разбудила, соседки все на крик сбежались. И тоже как увидели кровищу, так орать давай. И вот. Я ору, Манька орет, соседки орут. И мы все орем. Страшно, вот. А потом, а потом Манька мелкого своего из зыбки достала, смотрит, он тоже весь в кровище, но, вроде, цел. Даже царапины нет. Ну мы и смекнули тогда, что это не младенца кровь, а убивца. Который Ялку убив то есть. И давай искать его. Исдох, думали. Не даром же все в кровище вокруг. Искали, искали, не нашли. Только у печи у самой нашли вот это, — она развернула подол и показала измазанные чем-то красным ножници и разломленный напополам округлый камень с дыркой посередине — веретянное грузило. — Вот.