Она увидела дуб. Мертвый, скрюченный. Она почувствовала исходящий от него холод, пробирающий до костей.
Ее взгляд, следуя за взглядом Корнея и его вытянутой рукой, поднялся вверх, к переплетению ветвей.
И мир исчез.
Пропали звуки, запахи, ощущение времени. В голове осталась только одна, пульсирующая мысль: «Этого не может быть». То, что она увидела там, в корявых объятиях старого дуба, не укладывалось ни в какие рамки. Это было не просто жестоко. Это было… святотатством. Осквернением самой сути жизни.
Она услышала, как рядом ахнула Алиса. А сама Лидия не могла даже издать звука. Она просто стояла, глядя вверх, и чувствовала, как ледяные пальцы ужаса сжимают ее сердце.
Я проследил за взглядом Корнея. Мои глаза поднялись от ритуального круга вверх, к темному переплетению мертвых ветвей старого дуба. И я увидел ЭТО.
Там, прибитый к могучему стволу грубым деревянным крестом, висел человек.
Его руки были широко разведены в стороны, запястья примотаны к перекладине веревками. Обнаженный по пояс, он был худ и изможден, а кожа казалась неестественно бледной в сумраке лесной чащи. Длинные, спутанные темные волосы скрывали лицо, голова безвольно упала на грудь. На торсе виднелся глубокий, рваный разрез, словно кто-то пытался вырвать сердце.
Я услышал за спиной два сдавленных вскрика, перешедших в тихий стон. Алиса и Лидия. Но я не обернулся. Мой взгляд был прикован к этой жуткой инсталляции посреди лесной чащи.
Во мне не было страха. Шок — да, был. Но это был шок профессионала, столкнувшегося с чем-то из ряда вон выходящим. Словно хирург, который во время стандартной операции по удалению аппендикса обнаружил у пациента второй набор внутренних органов. Это было не страшно. Это было странно, непонятно, даже пугающе, но не страшно.
— Что за херня тут происходит… — прошептал Корней. Его лицо было цвета мела. Он, в отличие от меня, смотрел на это не как на объект исследования, а как на прямое оскорбление собственным угодьям и его персоне в целом.
— Еще и под носом у Инквизиции, — не удержался я от комментария, делая шаг вперед, на край вытоптанного круга.
— Было бы смешно, если бы мы сидели в ресторане, Виктор, — ответил Корней, его рука легла на что-то под охотничьей курткой. Он нервно осматривался по сторонам, словно ожидал, что из-за деревьев сейчас выскочат те, кто это сотворил.
Я проигнорировал его напряжение. Мой мозг уже работал, анализируя картину с точки зрения патологоанатома. Поза тела, цвет кожных покровов, отсутствие явных трупных пятен на видимых участках… Что-то не сходилось. При такой температуре и влажности тело, провисевшее больше суток, должно было выглядеть иначе.
— Нужно вызвать полицию, — сказал я, доставая телефон. — Они должны зафиксировать место происшествия, а дальше я проведу дознание.
— Какое, к черту, дознание⁈ — взорвался Корней. — Виктор, очнись! Здесь сраные культисты устроили хрен знает что, посмотри вокруг! Это не твое дело, а мое!
— Это твоя зона ответственности, друг, — согласился я, уже набирая номер. — Все, что касается оккультизма. Но пока что передо мной труп. А трупы — это моя работа. Мы обязаны все сделать по закону. Провести осмотр, установить причину смерти, попытаться опознать. И только потом ты сможешь забрать себе этот экспонат и разбираться с его метафизической составляющей.
Корней хотел возразить, но, подумав, промолчал, признавая мою правоту. Бюрократия была сильнее магии даже в этом мире.
Я вызвал полицию, коротко и четко обрисовав ситуацию и назвав координаты, которые мне скинул Корней. Мне пообещали, что оперативная группа будет здесь так быстро, как только сможет.
Пока мы ждали, я, предупредив Корнея и девушек, чтобы они ничего не трогали, аккуратно обошел ритуальный круг по периметру. Символы были мне незнакомы, но в них чувствовалась какая-то странная вибрация при приближении.
Я снова посмотрел на тело. И, пользуясь моментом, пока Корней отошел на несколько шагов, отдавая какие-то распоряжения по своему телефону, я на долю секунды позволил себе «включить» зрение, прикрыв глаза, словно от усталости.
Мир смазался. Я увидел темную энергию, сочившуюся из дуба и ритуального круга. Но когда я направил свой «взгляд» на распятого, я не увидел ничего. Пустота. Ни слабого свечения, ни угасающего облачка. Его психея отсутствовала полностью.
Я моргнул, возвращаясь в реальность. Души уже не было. Он мертв давно. Больше суток, это точно. Но тот факт, что его тело оставалось целым и не поддалось до сих пор некрозу, мне не давало покоя.
— Корней, — позвал я, когда он закончил разговор. — Посмотри на состояние тела. Никаких признаков разложения. Для человека, который, судя по всему, висит здесь не первый час, это… противоестественно.