— Сентиментальная, да.
— Увы, так обыкновенно и говорится. То, что трогает, отметается как сентиментальное. Подлинные старинные традиционные песни — очень я их люблю.
Заговаривается ли он? Часы Мика подсказывали, что близится время закрытия. Он решил, если потребуется, остаться в Скерриз на ночь.
— Скажите же мне вот что, сударь, — произнес он, — не будете ли вы возражать, если я поведаю Де Селби о нашем разговоре, не сообщая, где вы находитесь, и предложу вам навестить Долки и познакомиться с ним или же встретиться с ним здесь — или там, где, по вашему мнению, удобнее?
Джойс помедлил, задумавшись, нервно потирая стойку пальцем. Вероятно, все слишком поспешно. Он слегка нахмурился.
— Я бы хотел познакомиться с этим человеком, если вы мне дадите слово, что он не болтлив, — ответил Джойс медленно, — однако я предпочел бы, чтобы он сюда не приезжал.
— Понимаю.
— Похоже, он занятный. Допускаю, что, вероятно, он мог бы помочь мне перенести на бумагу то, что есть у меня в голове, поскольку изобретательность и вовлеченность, какие подразумевает подобная работа, требуют напряжения исключительного аппарата разума. Сие того рода трясина задач и новаторства, в кою луч свежего ума мог бы вполне пролить некий свет.
— Вы не сочтете ум Де Селби ни бесплодным, ни связанным каким бы то ни было шаблоном.
— Уверен в этом.
— Могли бы вы предложить дату и время встречи с ним, скажем, в Долки?
— Боюсь, это преждевременно. Мне сначала нужно еще потолковать с вашей персоной.
— Будь по-вашему. Я могу остаться здесь в гостинице на ночь и повидать вас завтра свежим утром.
— Нет. Завтра меня здесь вовсе не будет. У меня выходной. Но прежде чем встречаться с вашим другом, я желаю протяженно беседовать с вами, поскольку кое-что необходимо прояснить с самого начала. Я человек серьезно недопонятый. Скажу даже так: оклеветанный, очерненный, опозоренный и опороченный. Доходили до меня слухи, что некие невежественные люди в Америке сделали из меня посмешище. Даже моего несчастного отца не обошли стороною. Тип по фамилии Гормен{106} написал, что «он вечно ходил с моноклем в глазу». Вообразите!
— Я и сам подобное слыхал.
— Невыносимо.
— Я бы на подобных людей внимания не обращал.
— Ах, легко сказать. Даже здесь, где моя личность совершенно не известна, ко мне относятся как к ханже, как к святой Марии-Анне{107} — лишь потому, что я каждый день хожу на мессу. Католической Ирландии не достает одного — христианской милости.
Мик сочувственно склонил голову.
— Вынужден с вами согласиться, — сказал он. — Мы публика очень смешанная. Но… если предстоит уехать поездом в Дублин нынче же ночью, я должен немедля уйти, поскольку до станции порядком. Завтрашняя встреча не обсуждается. Пусть так. Какой другой день предложите?
— Думаю, нужно немного подождать и встретиться где-нибудь не здесь. Мне подойдет утро вторника, на той неделе.
— Да. Городская гостиница, думаю, — разумное, опрятное место. Полагаю, у них есть бар. Устроит?
Джойс помолчал мгновение, нахохлившись.
— Ну, да… Дальний зал, в полдень.
— Очень хорошо. И вы даете мне разрешение рассказать Де Селби, что мы познакомились, и намекнуть на возможность некоего литературного сотрудничества?
— Что ж, думаю, да.
— Сударь, до встречи во вторник — и благодарю вас премного.
— С богом.
Глава 14
Позднее ночное возвращение Мика из Скерриз оставляло ему назавтра незанятый день, хотя из дома он вышел якобы, как обычно, на службу. Инстинкт подсказывал ему держаться подальше от Долки, где в ближайшую пятницу ему предстояла важная работа. Чем ему занять себя в этот свободный день?
Перво-наперво он отправился на Сент-Стивенз-Грин и поискал место там — что в такую рань довольно просто. Грин — обнесенная загородкой игровая площадка близ центра города, буйство цветочных клумб и фонтанов. Миленький пруд с островками, через который посередине перекинут мостик, — приют водоплавающих, многие редки, а по оттенку и жизненной силе не уступают местными цветам. Через Грин постоянно ходили великие множества людей, поскольку так удавалось срезать по диагонали путь между Эрлзфорт-террейс, где располагался Университетский колледж, и началом Графтон-стрит — вратами суматошного центрального Дублина. Что любопытно: это вместилище кутерьмы (каким Грин временами казался) было прекрасным местом для созерцания и планирования, словно вся его бурливая жизнь обеспечивала анестезию — так, пожалуй, отыскивается одиночество в толпе.