Луч фонаря оглушил не хуже близкого разрыва. Он смел все лишние мысли, заставил замереть одеревеневшее, разбитое тело. Дублетом звякнули антабки на винтовках.
— Стой, кто идет?!
— Младший лейтенант… — горло перехватило, язык не слушался, колени уверенно подкашивались. — Младший лейтенант Высоцкая… Анна Высоцкая… Сорок шестой гвардейский…
— Отставить, рядовой. Ведьма?
Второй голос оказался увереннее, команднее. Понятно, усиленное охранение — ну так фронт близко. «Чертова «Голубая линия». Черт, не удержалась от «чертовой». Черт, черт…»
— Ведьма, — криво ухмыльнулась Анна. — Хочешь, солдатик, приворожу?
Ответ она услышать не успела. Земля наконец потянулась к девушке голосами миллионов жизней, вышедших из нее и в нее вернувшихся. Сознание щелкнуло, словно затвор, и заклинило во тьму.
«Тишина и покой...»
Допрос проходил прямо в лазарете и оказался донельзя мягким. Строгая, насупленная Марина Чечнева, «теть Марина», как ее звали в звене за то, что была старше прочих на два года, сидела возле койки и волчицей зыркала на особиста. Тот и не лютовал: факты интересовали невысокого, сухого капитана сильнее необходимости найти виновного.
— Значит, вы почувствовали?..
— Боль. Не свою, а… Как вам объяснить…
— Я понимаю. Сосредоточьтесь, вспомните учебник, пожалуйста. «Терминология и составление отчета по сверхчувственному восприятию».
— Капитан, не давите на пилота! — даже рык у Марины выходил немножко звериный. В полку шутили, что без оборотней в роду не обошлось, но это, конечно, было неправдой. Оборотни служили в спецподразделениях и в десанте.
Капитан устало щурился и поправлял фитиль «коптилки», сделанной по фронтовой традиции из гильзы.
— Я не давлю. Просто пытаюсь помочь с формулировками. А вы мешаете, товарищ Чечнева.
Снова рычание. Анна улыбалась половиной лица и честно старалась сосредоточиться.
— Да. Боль. Пытки. Смерть. Много смертей.
— Массовое жертвоприношение? — особист стучал карандашом по планшету, снова щурился. «Коптилка» потрескивала.
— Кажется… Похоже, да. А еще Хиуаз начала за неделю где-то жаловаться, что ее подташнивает. Мы шутили, мол, нечего было бегать… — Анна прерывалась, кашляла, осознавая, что по сути сдала подругу, но капитан даже бровью не вел.
— Продолжайте. Важна каждая деталь.
— Правильно. Вот… Ее мутило. И сны. Мне перед вылетом тоже снилось… Кто-то умирал, и что-то рождалось. Но на войне столько смерти… Никто из наших не придал значения.
— Возможно, зря.
Еще одна строчка в протоколе, еще одна морщина на лбу офицера. Внезапно Анна подумала о том, сколько на этом маленьком человеке лежало ответственности. Захотела было потянуться, смахнуть с него лишнее — и не стала. Не время. Не ее ноша, не ее выбор. Да и сил нет.
— Хорошо, теперь — что вы видели непосредственно. Что вас сбило?
Вспышка. Блиц выжигает глаза, как настоящая молния. Только это не молния, это женщина. Белая кожа, белые волосы, белые глаза. Как она висит в воздухе без парашюта?
Через секунду Анна замечает за спиной у женщины крылья. Уродливые, кожистые, перевернутые; на таких не смог бы парить и кажан. А еще через секунду накатывает та же волна, что уже приходила перед атакой: боль, смерть, ужас и какая-то извращенная, безумная радость, «дьявольское ликование». Та же — только во много раз сильнее. На порядки. Сминающая, срывающая с неба, изничтожающая любую помеху. Свобода, долгожданная свобода принадлежит лишь ей, белой крылатой, и более никому, никому! Никто не смеет указывать...
Потом обломки биплана, истошный крик Гали Докутович, вертящаяся волчком земля внизу. Удар. Вода. Тишина и покой.
С шумом втянув воздух, Анна поняла, что комзвена держит ее за руку и мерным, железным голосом диктует все то, что мелькало перед внутренним взором пилота. Правильно, интроекция всегда выходила у Марины на высший балл. Да и вообще, не зря же их полк прозвали «Ночными ведьмами». Не-одаренных среди девушек не служило. По всему Союзу набирали.
— Благодарю, товарищ Чечнева. Благодарю, товарищ Высоцкая, — особист засовывает карандаш в кармашек планшета. Значит, допрос окончен. Значит, можно расслабиться и выдохнуть. Только теперь Анна замечает, что одна из рук у капитана искусственная: дерево, металл, кость. От руки явственно тянет чарами и знакомым запахом машинного масла; а сначала не заметила. Плохо дело. Пилот без нюха не пилот.