Длилось оно недолго. Из темноты за человеком ударила сдвоенная очередь, Отто полоснул из винтовки в ответ и ушел перекатом. Ведьма шмыгнула в другую сторону — в тени у стены. С недоверием послушала воздух, повела рукой… Да, «отвод глаз» развеялся, а она и не заметила.
Впрочем, реакция подполковника не подвела: два тела по очереди рухнули на самой границе освещенного пространства. Но их атака оказалась слишком внезапной. Анна разобрала сдавленный хрип и ругательства на немецком. Скорцени встал, заметно шатаясь.
Сидящий открыл глаза. Улыбнулся. Свечи вспыхнули ярче, словно карбидные лампы, и девушка чуть не вскрикнула.
Между магом в Feldgrau, Анной и зажимающим живот кардиналом оказалась широкая круглая выемка в полу — словно воронка от бомбы-»сотки». Вся она была заполнена маслянистой, темно-красной жидкостью; почему кровь до сих пор не свернулась — спрашивать, наверное, не стоило. Посреди же воронки стояло яйцо.
Другое определение сложно выходило подобрать. Округлый, вытянутый кверху кожистый мешок поблескивал и, казалось, слегка пульсировал. На верхнем торце оболочку прорезали складки и швы, словно это жутковатое вместилище могло раскрыться подобно цветочному бутону. На ведьму вдруг накатило мимолетное видение: вот она подходит ближе, протягивает руку, мясистые «лепестки» расходятся в стороны, между ними что-то мерзко, суетливо шевелится, потом прыжок…
Скорцени снова пошатнулся, с трудом поднял ствол, прицелился… Маг повел ладонью, и винтовка улетела куда-то назад, в темноту, из которой раздавались теперь уже редкие потрескивания выстрелов.
— Не надо, — голос оказался такой же нейтрально-приятный и незапоминающийся. — Не поможет.
— Не поможет, — согласился кардинал. Скрючился сильнее — и вдруг зачем-то дернул себя за комбинезон. В руках у него блеснул проволочный тросик с нанизанными на него предохранительными кольцами. Анна догадалась и повалилась на пол.
Вовремя: пол ритмично задрожал, воздух рвануло, как от проносящегося мимо поезда. Голем перехватил устремившегося было к яйцу подполковника, клешневатой рукой сорвал «сбрую» со взрывчаткой, которая, как оказалось, и грузнила фигуру диверсанта, отбросил человека в сторону…
Мир сказал «Ох!» Мира не стало.
В ушах звенело. Анна сказала: «Мамочки», — но не услышала своих слов. Повторила: «Мамочки, мамочки». Зачем-то добавила: «Вот дура». «Дуру» уже удалось разобрать. Значит, перепонки целы.
Кирпичная пыль набилась под веки, в нос, между зубов. Хуже того: пыль оказалась влажной. Анну чуть не стошнило, когда дошло. Но тошнить было некогда и не по уставу. Поэтому девушка застонала от боли, выругалась и поднялась на локтях.
Ошметки плоти разметало по всему залу. Кровь из воронки тоже выплеснуло — на дне едва виднелось влажное. Удивительно, но свечи продолжали гореть ровно и ярко: их словно что-то прикрыло на момент подрыва. Возможно, так оно и вышло, ведь маг в сером тоже стоял там же. Только теперь он спокойным не выглядел и не улыбался.
— Идиоты! — звук голоса стал резким, даже скрипучим. — Bist du bescheuert? Вы долбанулись? Думаете, что-то хорошее сделали? Повергли зло, добро восторжествует, ja?
Ведьма повела взглядом. У противоположной стены нескладной куклой сгорбилась человеческая тень. «Отто», — пропечаталось в мыслях, и рядом с треугольно-бумажными братьями встала долговязая фигура в камуфляже.
Маг тем временем продолжал орать. Он даже принялся ходить из стороны в сторону и размахивать руками в такт гневной речи. На ногах у него при этом обнаружились не уместные на фронте сапоги, а какие-то совершенно домашнего вида тапочки.
— Это же вам не сказки! Как там… — щелчок бледными, толстенькими пальцами вышел на удивление звонким. — «Преломил Иван-царевич иголку, и помер Кащей», ja? Наивность и дилетантизм! «Лоно Лилит» не привязывало дочь демоницы к материальному миру, оно привязывало ее ко мне!
Последние слова снова едва не оглушили. Анна оперлась на холодные, влажные кирпичи, попыталась встать, переждала краткое головокружение. Хотя нет, это ощущение пришло не изнутри. Что-то приближалось. Что-то знакомое.