— Я скажу, — хрипло выдохнула она и, казалось, почувствовала, как остановилась на полувзмахе рука человека за спиною.
— Да? — подбодрил Райзе, чуть даже подавшись вперед.
— Я скажу, — повторила Маргарет чуть тверже, — но не вам. Я назову имя... Курту Гессе.
Она неотрывно следила за ними, за каждым движением двоих дознавателей; видела, как они переглянулись в повисшей на миг тишине.
— Вы ведь понимаете, что мы все равно все будем знать, — заметил Райзе. — К чему такие сложности?
— Разумеется, — отозвалась она и пояснила с горькой, вымученной улыбкой: — Но ведь я, в конце концов, имею право требовать встречи с непосредственным обвинителем. Я ее требую. Я все еще знаю свои права, господа дознаватели…
Двое опять переглянулись.
— Перерыв, — решительно бросил Ланц, глядя за спину Маргарет, и добавил, обернувшись к напарнику: — Пойду схожу наверх.
Она смотрела на уходящего следователя, внутренне торжествуя. Маргарет вполне отдавала себе отчет в том, что сейчас не то время, когда ее права имеют значение — эти двое могли попросту отказать, и никто бы об этом не узнал. Они могли продолжить выбивать из нее ответ прежними методами — и вскоре преуспели бы в этом. Но, похоже, с удовлетворением отметила Маргарет, устала не только она, но и допросчики.
Когда тяжелая дверь открылась снова, ее сердце на миг оборвалось. Маргарет сама не знала, чего ждала от этой встречи, на что надеялась. Хотела понять, как так случилось, почему; когда все, что было между ними, стало злой игрой.
Она смотрела в такие знакомые глаза — и не находила в них ни тени прежних чувств; слушала голос, так много раз говоривший ей о любви, — и не понимала, откуда в нем столько холода и безразличия. Убийственная, безжалостная прямота его ответов причиняла боль едва ли не большую, чем иглы и плеть.
— Ты обещала назвать имя. Таков ведь был уговор?
Холод, ничего, кроме холода — в словах, в тоне, во взгляде. Маргарет не ответила, не в силах больше смотреть в это лицо; хотелось взвыть, заплакать, захохотать — все разом. Или...
— Не поцелуешь меня на прощание? — спросила она, вскинув голову.
— Гессе, нет! Не прикасайся к ней! — Голос Райзе прозвенел напряженно, а он… не шелохнулся, глядя на нее в упор.
— Боишься меня? — со злым торжеством прошептала Маргарет. — А как же твой долг?..
Он продолжал стоять молча; старший следователь требовал: «Не смей!» И Маргарет засмеялась, хрипло — как раз под стать ведьме:
— Неужели не…
Она не успела опомниться, когда его губы коснулись ее сухих и потрескавшихся. Не успела собраться с силами — хотя ее сейчас все равно не хватило бы на настоящий поцелуй ламии. Но главное, пустым совершенно был его поцелуй, ничем не походя на то, что бывало между ними прежде.
— Имя, — сухо потребовали эти равнодушные губы.
— Мельхиор, — ответила она бесцветно, не имея более никаких сил — ни на что.
И все. Короткий кивок, поворот, удаляющиеся шаги…
— Будь проклят, — выдохнула она в бессильной ярости в эту прямую спину.
— Да заткните же ее наконец! — закричал Райзе, бросаясь к ней.
— Будь проклят! — выкрикнула она в закрывающуюся дверь, чувствуя, как в последнем усилии вскипает внутри сила, вопреки слабости измученного тела и упадку души.
Сильный удар по лицу заставил ее подавиться словами, и в третий раз она выкрикнула мысленно, вложив в этот безмолвный крик все, что смогла собрать в себе: «Чтоб ты тоже сгорел!»
До последней капли
Автор: Мария Аль-Ради (Анориэль)
Краткое содержание: размышления Александера после встречи с Арвидом в замке и выводы из них
Часы в неподвижности и безмолвии — лучшее время для размышлений и поисков себя.
Таким беспомощным Александер не ощущал себя несколько десятилетий; тем сильнее злило подобное положение. И снова и снова звучали в ушах холодные слова.
«Не заметил — это сделало его слабым…»
Да, таким слабым, как сегодня, Александер не чувствовал себя очень давно. Таким униженным — и вовсе никогда. Да, он знал, что идет в безнадежный бой, сознавал, что почти наверняка его проиграет, что Арвид сильнее его, но к подобному повороту дела готов не был.
«Ты себя потерял…»
«Ты запутался в собственной жизни; покинув прежний мир, никуда не пришел. Пожелав перестать быть одним из нас, стал никем…»
Да, он запутался во многом. И когда отступала бессильная ярость, приходилось признать, что во многом Арвид прав. Если не принимать в расчет насмешки над Тем, Кто дал Александеру второе становление, в остальном возразить было нечего. И это бесило еще сильнее.