- Вы в моей голове? – задал вопрос Тиглид.
- Зачем мне лезть к вам в голову, если я и без этого понимаю ваши чувства? – усмехнулся Тарвейн. – Не стоит воспринимать меня, как бесчувственную тварь. Я не просил о чести отвести вашу дочь к ее жениху. Но раз уж эта участь выпала мне, то я выполню, что должно, и сделаю это так, чтобы не уронить достоинства ни нашего повелителя, ни государства в целом. Я представляю в своем лице Элитар, а значит, оно должно быть безукоризненным, как внешне, так и с изнанки.
- Вы совершенно правы, риор Тарвейн. Это все проклятые нервы, - ответил Тиглид. – Тяжело отпускать родное дитя на чужбину, зная, что уже ничем не сможешь ему помочь, даже зная, что помощь нужна.
- Вам дали право переписки и личных встреч с лейрой Эймис, - чуть насмешливо ответил Тарвейн.
- Встречи раз в год, - все-таки покривился ледар. – Но даже если она будет со слезами рассказывать о том, как с ней обращается муж, я не смогу ни забрать ее, ни защитить.
- Бросьте, риор Тиглид, - отмахнулся сандар. – Самое большое, что может угрожать вашей дочери – это охлаждение к ней эйгана. Но, насколько я понимаю, она этому будет только рада. Будет мирно существовать в своих покоях, получая всё, что ей понадобится. Всё будет хорошо, успокойте уже свое бедное отеческое сердце. В конце концов, все мы однажды испытали несчастную любовь и пережили эту боль. Время отлично исцеляет раны, а Нигрум известен своим умом. Он мало похож на своих предков. Не так воинственен и кровожаден. Оцените сами, при нем в Архоне начали развиваться науки и искусство. Эйган стремится не к расширению своих территорий, но к совершенствованию уже имеющихся. Эймис отправляется не к дикарю, а к просвещенному человеку. Давайте помнить об этом в первую очередь, и уж потом о том, что девочка лишилась своей детской любви. Довольно этих девичьих бредней. Мы с вами мужчины, и мужчины наделенные властью и великой ответственностью. Вы меня услышали?
- Вы правы, - неожиданно спокойно ответил ледар. Он даже искренне улыбнулся, но тут же нахмурился: - Вы все-таки влезли мне в голову, риор Тарвейн.
- На половину птичьего ноготка, - усмехнулся сандар. – Но ведь вам стало легче, не так ли?
- Да, спасибо, наверное, так лучше, - кивнул Тиглид.
- Тогда идемте к нашей невесте, пожелаем ей доброго утра. Все-таки времени осталось не так много.
- Да, пора, - согласился ледар и первым направился к двери.
- Вот и чудно, - пробормотал себе под нос сандар, следуя за хозяином Домена.
Эймис и вправду уже проснулась. Она открыла глаза вскоре после рассвета, но снова смежила веки и лежала без сна, не стремясь показать, что уже бодрствует. Девушка оттягивала мгновение, когда начнется неприятная ей суета, когда придется надеть традиционное свадебное одеяние архонских женщин, и когда она шагнет в портал, который уведет ее далеко-далеко от отчего дома, родной земли и от собственного сердца.
Наверное, она смогла бы лежать так до тех пор, пока в Домен не прибудут посланники великого эйгана, или пока небо не обрушится на землю, но за дверями спальни послышались голоса, невнятный разговор, а после дверь открылась, и к кровати дочери подошла старшая лейра Тиглид.
- Доброго утра, дитя мое, - бодро произнесла мать, и Эймис зажмурилась, что есть сил. – Пора вставать, лежебока! – весело воскликнула Тейма. – За окном такой чудесный день, дочь, открой же глаза и посмотри, как ярко сияет Хайто! Эйми! – в голосе матери послышалась истерическая нотка, и юная лейра обернулась к ней. – Наконец-то, ты соизволила проснуться.
Улыбка лейры Тиглид показалась ее дочери натянутой.
- Доброго утра, мама, - тускло отозвалась девушка. Она села на постели и коротко вздохнула. После слабо улыбнулась в ответ и спросила: - Уже пора?
- Пора, - серьезно кивнула старшая лейра.
Теперь, когда Тейма перестала изображать веселье, она выглядела более естественно и спокойно. Эймис это порадовало – наигранное оживление вызывало еще большую тоску.
- Я встаю, мама.
- Вот и хорошо, - коротко вздохнула женщина и хлопнула в ладоши: - Лейра Эймис проснулась!
И тут же прислуга пришла в движение, и тишина взорвалась множеством голосов. Даже птицы, казалось, молчавшие до этой минуты, разразились громкими криками. Их щебет ворвался в распахнутой старшей лейрой окно, и Эймис, закрыв глаза, с жадностью ловила звуки родного дома. Она обняла себя за плечи и прошептала:
- Как же хорошо. Почему я раньше не видела прелести в этой суете? Это ведь жизнь. Жизнь!
- Что? – ее мать обернулась и посмотрела на дочь.
Та не ответила. Эймис сидела, по-прежнему обняв себя за плечи, закрыв глаза, и улыбалась, продолжая с упоением вслушиваться в негромкий разговор прислуги, в птичьи трели и рев отцовского угра. Сейчас его вывели на прогулку, и гордый скакун, взнеся свою гордую голову с подпиленными передними рогами над людьми, ждет, когда его спустят с повода и позволят всласть набегаться по большому загону…