— Славная победа, катархонт, — Иоанн Цимисхий, тронув поводья коня, подъехал к Святославу. Блеск золоченых доспехов сильно поблек от залившей его с ног до головы крови, золотой шлем покрывали вмятины от скользящих ударов клинков. Князь же стоял на вершине пологого холма, глядя на простиравшуюся перед ним обширную равнину.
— Славная победа, что могла обернуться славной гибелью, — не оборачиваясь, бросил Святослав, — эта песчаная буря чуть не стоила нам всего похода. Не продержись Свенельд так долго — мы могли бы и не поспеть ему на помощь.
— Его люди славные воины и получат заслуженную награду, — благосклонно кивнул басилевс, — благодаря им с Хамданидами в этих краях покончено. Осталось только взять Мардин — и путь на Мосул открыт. А там уже рукой подать и до Багдада.
Святослав задумчиво перевел взгляд на массивную цитадель, оседлавшую вершину скалистого склона, нависавшего над окрестностями. Несколько седьмиц назад союзное войско, выйдя из Царьграда, прошло через все ромейские земли, выйдя к юго-восточным границам империи. Именно здесь, под покровом песчаной бури, вынужденно разделившей войско на несколько частей, они и столкнулись с Хамданидами, что, буквально наперегонки с ромеями, пытались прорваться к крепости Мардину. И арабам это почти удалось — если бы не северяне Свенельда, что стеной встали на пути сорочин, задержав их до подхода основных сил.
— Мы вовремя их перехватили, — сказал Святослав, — в этой крепости они могли бы продержаться не один месяц. Теперь же Мардин можно брать голыми руками.
— Значит, пора это сделать! — сказал Цимисхий, — и как можно скорей.
Он хотел сказать что-то еще, когда к нему подъехал отрок в столь же богато украшенных доспехах, что и у Цимисхия, и точно также залитых кровью. На вид он был не старше пятнадцати лет, однако ростом он уже превосходил Иоанна. Голубые глаза настороженно глядели на военачальников.
— А, Василий, — усмехнулся Цимисхий, — как тебе твой первый бой?
— У меня до сих голова гудит, — пожаловался юноша, — какой-то подлец двинул саблей по шлему. А потом еще и проклятая лошадь понесла, чуть не сбросив меня из седла.
— Зато теперь ты понял, что быть кесарем это не только открывать скачки на ипподроме и красоваться в пурпуре перед толпой, — усмехнулся Цимисхий, — а война это не только красиво гарцевать на параде победителей. Война это грязь, пот и кровь — тебе пригодится это знание, племянник, когда ты взойдешь на трон.
— Я запомню, дядя, — кивнул Василий, исподлобья бросил неприязненный взгляд.
— Молодой княжич храбро бился, — послышался вдруг звучный бас позади них, — я сам видел, как он вогнал клинок в сорочинское брюхо.
Мальчишка невольно зарделся от этой неожиданной похвалы, когда за его плечом вдруг вырос светловолосый великан, в панцире и высоком полукруглом шлеме с полумаской, прикрывавшей голубые глаза. У бедра его свисал так и не убранный в ножны меч.
— Я был моложе тебя, когда впервые убил человека, — продолжал Свенельд, усаживаясь на ближайший камень и опираясь руками о рукоять меча, — и знаю, как оно бывает в первый раз. Если тебе не снесут голову сейчас, из тебя выйдет славный воин...
— Из меня выйдет император самого Рима, — мальчишка гордо вскинул голову, — для того, чтобы видеть ясно свой путь, мне не нужны подсказки наемника, не видящего дальше своего меча.
Свенельд усмехнулся и поглядел на Святослава, что тоже усмехался в густые усы. Цимисхий же наоборот недобро глянул на племянника.
— Этот меч может когда-нибудь спасти тебе жизнь, — сказал он, — и именно меч рождает трон. Твой отец не понял этого — и сам знаешь, чем это для него кончилось.
— Мой отец был дураком, — буркнул Василий, — недаром мать так быстро нашла ему замену.
— Насчет твоей матери, — начал еще более нахмурившийся Цимисхий, когда вдруг послышался громкий стук копыт и к императору подъехал ромейский всадник на взмыленной лошади. В руках он держал сверток, скрепленный восковой печатью. Цимисхий сломал печать и развернув его, вчитался в буквы греческого письма.
— Боюсь, с походом на Мосул придется обождать, — угрюмо сказал он, — пишут, что Фатимиды отбились от карматов и теперь идут на Сирию. Сорочины уже взяли Триполи и Берит, а теперь, похоже, нацелились и на Антиохию.