— Думаешь, я ничего не узнаю, а, Малка? — обманчиво мягкий голос Предславы дрожал от скрытой ненависти, — или думаешь, что я забыла о тебе? Этот пес, — она презрительно кивнула на валявшегося на полу мужика, — он только сейчас такой смурной, а уж недавно так соловьем пел — и про тебя и братца твоего.
— Тебя если каленным железом погладить, так еще и не так запоешь, — с вызовом сказала женщина, — или думаешь, никто не знает, как этот ворон черный признания выбивает? Знать его не знаю, первый раз в жизни вижу.
— Первый, так первый, — покладисто кивнула Предслава, — только то, что он говорил и много кто еще подтвердил — из тех, кого ты сама себе в стражу выбирала — и Святослав кой-кого из них даже в лицо знает. Никак ты перед ним не выкрутишься, Малка или Малуша или как там тебя нынче кличут?
-Как Святослав вернется, перед ним и отвечу, — огрызнулась Малка, — или думаешь, если ты сейчас княжья жена, так тебе все позволено? Я, может, тебе и не ровня, а вот только сына я ему родила и он нынче Новгородом правит, а твои-то дети где? Ярополк не твой сын и Олег тоже, так что...
Предслава, наклонившись, легонько ударила Малку по губам, заставив ее замолчать.
— Не трать свой яд, змея подколодная, — холодно улыбнулась княгиня, — помни где твое место, рабыня! Ярополк может и не мой сын — но и не твой тоже и тебя любит не больше моего. А уж то, что твой брат тут против него народ поднимает княжичу уж точно не понравится — и Святославу тоже.
— Мой брат — взрослый муж и сам за себя ответить сможет, когда князь вернется, — сказала Малка, — я о его делах ничего не знаю. Или думаешь князю сильно понравится, что его сын с немцами якшается? Ты сама хоть что-то для него делаешь?
— А это уже не твоя забота, — высокомерно сказала Предслава, — и вообще, все что происходит сейчас в Киеве, больше не твоего ума дела. Сегодня же собирай свое барахло и убирайся в Новгород, к сыну и брату. Не послушаешься — пеняй на себя, ты меня знаешь — и Ворона тоже.
Малка еще раз покосилась на бесстрастного варяга, что по-прежнему давил сапогом на хребет несчастного мужичонки, потом перевела полный бессильной ненависти взгляд на Предславу и неохотно кивнула.
Волшебная ночь, — тихая, теплая, темная, — спустилась на Киев и туман объял его своим покрывалом, в котором, словно большой остров в белом море, высилась Старокиевская гора, с мелькавшими в окнах детинца редкими огоньками. Белесые клубы ползли по реке, словно извивающиеся змеи, заползая и в подступившие к города с юга дебри Перевесища. Излюбленное место княжьих охот, в эту ночь густые леса становились местом мира и любви — когда Богиня Жива ступала ногами по влажному чернозему, пробуждая могучие силы Матери Сырой Земли, дарующие жизнь лесу и всему, что живет и плодится в нем. Ночные птицы бесшумно скользили меж деревьев, с писком копошилась лесная живность. Вот диковинный зверек, похожий на помесь ласки и ящерицы, перебежал лесную тропку, блеснув похожими на черные бусины глазами и исчез в густых зарослях. Средь папоротников мерцали загадочные огоньки, в лесу мелькали смутные тени с зелеными волосами и эхом разносился игривый смех.
Княжна Предслава-Юлия шла по тропинке, дрожа от холода — а еще больше от собственной смелости. Могла ли она помыслить еще год назад что примет участие в языческих игрищах — да еще таких, об одной мысли о которых ее лицо заливалось ярким румянцем. Венок из цветов украшал темные волосы и он же стал сегодня ее единственным одеянием — если не считать клубов тумана, нескромно касавшегося обнаженного тела. От ночной прохлады соски небольших грудей сморщились и затвердели, мельчайшие волоски на нежной коже встали дыбом, пока стройные маленькие ножки, неслышно ступали по земле. Раздвигая рукой гибкие стебли, бывшая монахиня упрямо шла вперед, до боли в глазах вглядываясь в ночную тьму — не полыхнет ли где в ночи, словно пламя костра, красный как кровь, Цветок Живы.