— А тебе, Учитель?
— Что ж в том доброго, если они, в боевом безумии в зверя обращаются и своих от врагов не отличают? Мы люди, не звери, а человек со зверем всегда управится. Боевая ярость хороша, когда она осмысленна и в узде держится.
— Как же зверя обуздать?
— То дело долгое и не простое, пройдешь Посвящение, тогда о том поговорим.
Девдас в одиночестве уже протоптанной стежкой поднимался в горы, на своё излюбленное место, порой использую шест как посох. Шел по альпийским лугам, где оранжевым пожаром горели жарки. Бережно обходил, стараясь не затоптать доходящие почти до колена, крупные цветки этой таёжной розы. Осторожно трогал блестящие, словно лакированные лепестки. Гудели мохнатые шмели, над цветами кружились в любовном танце белые и желтые бабочки-крушиницы.
Постепенно луга переходили в горную тундру, кедровый стланик цеплялся за каменистую почву покрытую ягелем. Чем выше поднимался, тем прохладнее становилось, злой ветер принялся трепать длинные седые волосы. Отшельник достал из наспинной котомки и надел синий тёплый плащ — подарок Симхи. Застегнул серебряную фибулу. На плоской вершине сопки среди усеянных лишайником камней, громоздилась плита, похожая на трон, взятый предками во дворце одного южного владыки и виденный им в молодости на Западе. Подножие плиты утопало во мху, правый край был расколот, как будто ударом исполинского молота. Сел на ступеньку, высокая спинка прикрыла от порывов ветра. Прислонил к камню шест. Зашумели крылья, в надежде на подачку, рядом опустился ворон, часто сопровождавший ведуна в его прогулках. Не обманулся в ожиданиях и на этот раз — человек бросил ему кусок вяленого мяса.
Сверху открывался вид на цветущую долину, тёмную массу хвойной тайги и нежную молодую зелень лиственниц, ещё ниже узкой извилистой полоской блестела речка. Прошелестел короткий тёплый дождь, туча ушла, в синеве вновь, расплавленным золотом засиял солнечный лик, и над миром, на полнеба распахнула свои объятья разноцветная радуга.
Отшельник устало прикрыл глаза. Опадёт лепестками цвет жарков и за Раджем приедут, наверное сам Симха. Всё ли он сделал, чтобы приготовить мальчика к новой ступени жизни, всё-таки много в нём ещё воска. Ха, это ты сам постарел и расслабился. Может прав Магх, сравнивая тебя с бабой, мечтающей о мире? Вот в нём-то воска нет вовсе. Симха помнил тебя прежнего, поэтому привёз на воспитание сына, раньше ты убил бы Магха за обидные слова на месте, невзирая на родство, обычаи гостеприимства и сопровождающих людей. Благодарю тебя, Митра — победитель тьмы, что выжег её у меня в сердце вместе со злобой и ненавистью.
Пустое, что смог для Раджа, то сделал.
Больше тревожил Готама, второй сын Симхи и уговор по поводу его судьбы; вспомнил задумчивого и мечтательного мальчика, любящего слушать сказки и песни аэдов, ему скоро проходить Посвящение; и Рыба, какой из него Волк. Мальчишки привязались друг к другу за четыре года, и теперь он хочет сопровождать Раджа в Логово Стаи, хоть я не раз объяснял, что его там не примут.
Ворон, склевав мясо, подобрался поближе, крутнул головой, сверкнув внимательным глазом.
Поглядев на птицу, вспомнил жену, она была из рода Ворона. О свадьбе по обычаю сговаривались родственники, и мы впервые увиделись на обряде. Какой же она была красивой в пятнадцать зим, сердце ухнуло и забилось от счастья, когда с её лица сняли свадебное покрывало. Тебе и самому тогда было не намного больше, минула зима, как прошел Посвящение… Внезапно накатило другое воспоминание — обгорелое тело жены на руках, задохнувшиеся в дыму дети…
Девдас застонал, не сумев сдержаться, побелели костяшки пальцев, вцепившихся в камень.
Долго успокаивался, ходуном ходил живот, восстанавливая дыхание, пока сознание привычно не рвануло знакомой тропой вверх, к свар — лока (небу света), где в Сварга — Ирии ждут родные. Увидел прекрасную сероглазую женщину с распущенными чёрными волосами, стоящую с русоволосым мальчиком на руках, бегущую навстречу дочку … Подождите, милые, недолго осталось.
Очнулся, на окаменевшем лице засыхала мокрая дорожка, скатившаяся из левого глаза.
Мальчишки знали, что им скоро предстоит расстаться, Уолко признался, что не может оставить старика в одиночестве. Незадолго до назначенного времени, Радж спросил у друга, серьёзно глядя в глаза:
— Согласен ли ты стать моим кровным братом?
Уолко, обычно утвердительно кивающий головой, отчётливо ответил «Да!».
На следующий день непривычно торжественный Радж подошел к отшельнику, и с поклоном попросил разрешения провести обряд.