— А сколько врагов убил ты, отец?
Вождь усмехнулся.
— Мы давно уже живем в мире с соседями, и счет мой не так велик. Но в нашем роду мужчинами становятся, только принеся голову врага и попробовав его крови. Это предстоит и тебе, но прежде, чем готовится стать Ратэштаром — воином, стоящим на колеснице, я отвезу тебя на обучение к своему учителю и другу.
Они обошли курган, подойдя к плите из белоснежного мрамора, Симха тихо произнес: «Здесь лежит твоя мать Сита — Светлая». Лучик взялся рукой за висевший на шее амулет — зашитый в замшевый мешочек овальный диск солнечного камня — янтаря. Всё, что осталось от неё, кроме смутных воспоминаний — прекрасное лицо на фоне света, тихая колыбельная и голос, повторяющий его имя, имя, данное мамой. Внезапно накатили слезы, но ребенок уже знал, что плакать нельзя. Помог Бхерг, подошел и прижался к груди большой кудлатой башкой.
Ехали молча дальше, в полдень наскоро перекусили вяленым мясом, солоноватой брынзой и уже зачерствевшими лепешками, напившись водой из ключа. Вождь покормил волкодава. К вечеру добрались до стада разномастных коров во главе с черным красавцем быком, тот вышел им на встречу, угрожающе нагнув голову, увенчанную острыми рогами, и принялся рыхлить дерн тяжелым копытом. Пегобородый пастух, издалека заметивший колесницу, беспокойства не проявлял, как и его собаки, уже приветственно обнюхивающиеся с Бхергом. Мужчина подошел, почтительно склонив голову и приложив руку к сердцу. Вождь кивнул в ответ. Распрягли коней, сын старательно помогал отцу, внимательно слушая пояснения.
— Лошадь нельзя поить сразу после работы, надо дать остыть. Сбрую снимай и одевай с левой стороны, также при чистке и купании — начинай слева и сверху, от головы к ногам. Лошадь пуглива, не делай резких движений, не вздумай пролезать у неё под животом или дергать за хвост, может покалечить или убить.
Симха разломил кусок чёрствой ячменной лепешки на две части и отдал сыну.
— Угости их, на открытой ладони подавай.
Лучик осторожно протянул ладошку с лакомством сначала одному коню, затем другому. Те благодарно приняли угощение мягкими губами, обдав тёплым дыханием из широких ноздрей. Мальчик погладил их остро пахнущие потом большие головы.
Напоив, лошадей отпустили пастись со стадом. Заночевали в шатре пастухов. Поутру Симха осмотрел гурт, а затем указал рукой. — Подгони вон ту рыжую телку.
Вскоре уже мальчишка-подпасок подводил обиженно мычащую скотину к колеснице, ей обвязали рога сыромятным ремнем, прикрепив другой конец к поручню. И опять ехали по цветущему разнотравью весенней степи, гудели пчёлы, лошади лениво отгоняли хвостами слепней. Колесница катилась не спеша, ход сдерживала плетущаяся сзади привязанная телка.
Ночевали у озера Сарас, под неумолчный гомон бесчисленных птичьих стай — гоготали гуси, взвизгивали чибисы, гнусаво крякали утки, свистели большие и малые длинноклювые кулики, победно трубили лебеди-кликуны. В поросших рогозом и камышом берегах шебуршала, урчала и скрипуче стрекотала разнообразная живность.
Над птичьим царством, расправив широкие крылья, медленно кружили орланы — белохвосты. Невысоко паря над водой, караулила рыбу скопа, внезапно рухнула вниз, погрузив лапы в воду, зацепила длинными когтями жертву, мощным взмахом крыльев поднялась наверх, неся трепещущую добычу к гнезду. Сквозь кваканье жаб и лягушек из тростника доносились вопли выпи.
Отец натянул тетиву лука и легко сбил одного из гусей, спугнутых Бхергом. Птицу выпотрошили и запекли в глине. Насытившись, сидели у костра, глядя на мерцающую в лунном свете водную гладь, на противоположной стороне высилась гора с плоской вершиной. — Наша дорога — туда, указал рукой отец.
Тронулись в путь, едва на востоке забрезжила алая полоска зарождающейся зари.
К полудню добрались до горы, колесницу оставили у подножья под охраной волкодава. Шли березовой рощей, когда рванув над головами резким зигзагом и напугав Лучика, мелькнула жёлтым боком и чёрным изгибом крыла иволга, промчалась, преследуя соперника. Долго поднимались тропинкой по крутому склону, мимо кизиловых кустов цеплявшихся за каменистые осыпи.
На плато гулял ветер, и одиноко торчала плита из грубо обтесанного, белого гранита — высотою в семь локтей и шириной в три, с весом неподъемным для ста сильных мужчин. На её поверхности, среди выбитых изображений быков и лошадей, неглубокими желобами рдел солярный знак окрашенный охрой. Отец надрезал ладонь и приложил её к рельефу, передал боевой кинжал сыну, тот оцарапал свою ладошку и повторил жест старшего. Неподалеку от менгира лежали костром сваленные бревна, прикрывая заготовленный сухой хворост. В тревожные времена здесь стояла застава, чтобы подать сигнал о вторжении врагов.