Девдас стряхнул с бороды крошки.
— Попробуй добром договориться, ты знаешь, не люблю я его, но вместе вы дополняете друг друга.
В единстве сила, в раздорах — смерть.
Поутру пришла пора прощаться.
Радж молча обнялся с Уолко, почтительно поклонился, а потом обнял отшельника.
— Я вернусь, Учитель. — Сразу же поправился.
— Буду жив, вернусь.
Девдас похлопал его по спине.
— Храни тебя дэвы. — И протянул три заточенных бронзовых кольца.
Симха уговаривал отшельника возвращаться в крепость.
— Поедем со мной, твоя мудрость нужна мне и племени.
— Скоро наступят времена не Мудрости, а Силы. Ты знаешь, я дал обет не убивать людей и слово своё не нарушу.
Глава девятая
В пэле Раджа раздражало обилие людей и бестолковая суета, хотя приятно было увидеть старых знакомых. Отец не дал ему пофорсить в облике грозного охотника, улыбаясь, приказал сдать оружие и одежду для леса. Мальчик лишь отстоял право носить охотничье ожерелье и пояс с кинжалом.
Через седмицу пришлось лишиться и этого. Всё это время отец не отпускал его от себя, Радж мотался с ним в колеснице по степи, полям, встречался с людьми, сидел на советах. Запомнилась встреча со вторым сводным братом Готамой. На второй день пребывания в пэле отец отвёз его в дальнее урочище. Из тёмного проёма каменного строения с висящими над входом огромными бычьими рогами, в сопровождении бородатого старика в длинных жреческих одеяниях, вышел навстречу долговязый, немного нескладный парень, с крупными руками и ногами. Похожий на подросшего, но ещё не сформировавшегося щенка волкодава. Готама подошел, смущённо улыбаясь; тряхнув головою, отбросил с зелёных глаз рыжеватые волосы; обнял отца, подозвав к себе, крепко прижал Раджа к широкой, костлявой груди. Мальчик внезапно ощутил какое-то щемящее чувство родства, на глаза выступили нежданные слёзы. И ещё, вдруг отчётливо вспомнил, как пять зим назад брат подарил ему на память, вырезанную из кости лошадку; ему пришел срок покидать семью. Радж, тогда ещё Лучик, очень дорожил ею и берёг, горько плакал, когда старшие пацаны отняли и сломали игрушку.
Они отошли с отцом в сторону, и о чём-то негромко заговорили. Потом попрощались, Готама подошел, ещё раз обнял Раджа, взъерошил ему волосы, махнул им рукой и напоследок опять, открыто, по-детски улыбнулся.
Спустя седмицу Симха сказал:
— Пришла пора расставаться. По обычаю в стае все находятся на равных — одинаковая одежда и никакого личного оружия, только амулет на груди. Ожерелье снимай, у воинов охотничьи трофеи носить не принято.
Радж присел на колени, обнял привязанного, тоскливо недоумевающего Бхерга, шепнул в ухо «Дождись», потом дотронулся до амулета и спросил отца.
— Расскажи мне про маму, я её почти не помню. Как вы с ней впервые встретились?
Симха задумался, потом улыбнулся. Улыбка странным образом преобразила, как будто озарила внутренним светом, его суровое лицо.
— Я купил твою мать на торговом рынке. На Западе, в городе Дажкенте у Рудных гор.
— Она была пленницей?
— Нет, её отец был торговцем янтарём из дальних северо-западных земель. Умер с женой от какой-то болезни, оставив маленькую дочь. Местный купец, который вёл с ним дела, присвоил их имущество за мнимые долги.
Отец презрительно скривился.
— Сита выросла в его доме. Когда её красота расцвела, старик решил разбогатеть на её продаже.
Конечно, девушку не выставили с другими рабами в загоне на рынке. Собрали самых богатых купцов.
Мне шепнул знакомый, что продаётся редкая красавица, провел к богатому дому с привратником на входе. Я зашел и на помосте впервые увидел её. В короткой белой сорочке, с непокрытой, гордо вздернутой головой и распущенными волосами цвета спелой пшеницы.
Симха надолго замолк, Радж жадно слушал затаив дыхание.
— Когда я увидел её, то понял, что не смогу жить без этой девушки. Мне было уже двадцать шесть зим, имел жену и двух сыновей, но любовь впервые пришла в моё сердце. Нас женят, не спрашивая согласия, всё решают старшие в семьях, и мне подобрали достойную невесту. Но любовь я испытал, только повстречав твою мать.
Наши взгляды соприкоснулись, и я увидел в её глазах мольбу. Девушку, как кобылицу, похотливо рассматривали жирные торгаши, пытаясь лапать жадными руками.
Молодая рабыня стоит три вола, старик же запросил в двадцать раз больше.
Я не стал торговаться, хотя вокруг слышался возмущенный ропот.