— Мы называем его «крата дару» — крепкое дерево, растёт медленно, но очень твёрдое, тонет в воде. Оно было таким же сто зим назад, когда четыре наших племени пришли в эту гигантскую котловину, загнав поклонявшихся медведю на север, ближе к верховьям великой реки, которые местные называют Ионесий — большая вода. Мой посох из него.
Девдас дал потрогать красновато-желтую тяжелую древесину, отполированную долгими прикосновениями. Лучик раньше видел только кустарник этого дерева — темно красные молодые побеги, образующие колючие изгороди непроходимые для скота. Украшенную венком из трав телку подвели к плоскому камню у подножия священного дерева. Отшельник поднял руки к сияющему в зените светилу и протяжно заговорил — запел:
«Мы молимся Солнцу, бессмертному свету, чьи кони быстры.
Мы почитаем Митру, чьи пастбища просторны.
Дарящего блаженство, покой арийским странам.
Пусть нам придет на помощь, придет на исцеленье,
Придет нам на победу, пусть нам придет на счастье.
Победоносный, мощный, обману не подвластный.
Достойный восхваленья всего мирского Митра,
Чьи пастбища просторны». («Ригведа», здесь и далее перевод Елизаренковой Т. Я.) Звуки зычного голоса волной растекались по долине, порождая невнятное эхо, Лучика охватила невольная дрожь. Отец, тем временем, взял одолженный у отшельника каменный молот, привычным движением оглушил животное и перерезал ему горло кривым ножом, подставив под шипящую струю каменную чашу, затем аккуратно вылил кровь под узловатые корни. Вдвоем быстро освежевали тушу, шкуру с головой и нижней частью ног забросили на дерево, там сразу же началась птичья возня. Требуху отдали сопровождающим собакам. Сердце с частью подкожного жира, ведун бросил в горевший рядом костер, пламя радостно взметнулось вверх. Туда же полетели мягкие детские волосы, сбритые острой обсидиановой пластиной. Отшельник начал другой гимн.
«Дающий срок жизни, о Агни,
Испив сладкого, приятного коровьего жиру,
Защити его, как отец сына!
Оберните, одарите его блеском для нас!
Дайте ему долголетие, смерть от старости!
Сто долгих зим проживи ты,
И окружи себя процветанием богатства!
Приди, встань на камень! — Девдас жестом указал мальчику встать на жертвенную плиту.
Пусть твоё тело станет камнем,
Пусть создадут тебе Все-Боги
Срок жизни в сто зим!»
Симха разрезал дымящуюся печень на три части. Меньшую протянул Лучику: «Ешь, привыкай к пище воинов». Вкус сырого мяса был непривычен, мальчишка быстро измазался в свежей крови. Потом его положили на камень, и Девдас нанес острой палочкой из священного дерева родовую татуировку на левую половину груди — стилизованное изображение льва. Отец вылил на плиту со следами крови чашу хаомы и сказал:
— Ты больше не носишь детское прозвище, теперь твоё имя Радж, как у деда, будь достоин его славы.
Девдас протянул мальчику тёмную от времени серебряную чашу, отвар был нестерпимо горек на вкус. Вскоре его веки сомкнулись, от живота к груди пошла волна сильного жара, и Лучик почувствовал, что теряет сознание. Накатила темнота … Рассудок, с трудом возвращался в застывшее тело, но это уже не было телом человека. Он перебирал четырьмя маленькими лапами по каменистой сумрачной тропинке, через клочья зловещего тумана. Было холодно и повсюду воняло разлитой кровью. Подступающая тьма таила явную угрозу и порождала панику, заставляя быстрее шевелить лапками. Это длилось целую вечность. Вдруг раздался женский крик: «Лучик, берегись!». Кто такой этот Лучик? Потом осенило — Мама! Невдалеке послышались раскаты утробного рычания, в тумане сначала проступили угольки красных глаз, а затем на тропу, прижав острые уши, выпрыгнул чудовищный черный зверь, в раскрытой пасти сверкнули клыки, по ноздрям ударило смрадом. Неожиданно паника сменилась волной ярости, и малыш зарычал в ответ, бросая вызов великану. Что-то огромное перелетело через тело, и впереди оказался мощный лев с густой золотистой гривой, грозно проревевший: «Р-Радж». Сразу же наступило спокойствие, а затем тьма забвения укутала истерзанный мозг.
Глава вторая
Радж проснулся от прикосновения, его тормошил за плечо вчерашний узкоглазый мальчишка. Раскалывалась голова, нестерпимо ныла распухшая левая половина груди. Мучила жажда.
— Ты кто? Чего тебе?
Но тот ничего не отвечал, жестами зовя за собой. С трудом поднялся с вонючих, плохо выделанных шкур, в одних штанах, рядом не было ни нарядных красных сапожек, ни расшитой рубахи. Лучик очень гордился новой одеждой, всего зиму назад он, как и все малыши, без разницы пола, бегал в одной длинной сорочке.