Пошел к входу, вошедшее светило ударило по глазам. Сколько же я спал? Внизу отец с Девдасом беседовали у запряженной колесницы, телятину уже стаскали в ледник, подготовленный ещё зимой, в отнорок уходящий вглубь пещеры. Отец передал отшельнику небольшой мешок с пшеном — остатками прошлогоднего урожая и завёрнутую в войлок початую головку сыра. Перед отъездом Симха подозвал волкодава, внимательно посмотрел в глаза, и, показав рукой на сына, сказал лишь одно слово «Охраняй!». Бхерг заскулил в след отъезжающей колеснице.
Подошел Девдас, на вопрос мальчика: «Где моя одежда и обувь?» старик покачал головой.
— Обращайся ко мне Учитель и говори, только получив разрешение. Бери пример с Рыбы, когда я его впервые встретил, он орал, как резанный, зато сейчас молчит, как и положено рыбе. Одежду будешь носить, какую изготовишь себе сам, а обувь до зимы не понадобится. Пойдем, покажу тебе расщелину, куда нужду будешь справлять.
И пошла у Раджа новая жизнь. Утро начиналось с пробежки вниз по склону к протекавшей неподалеку горной речке, с ледяной, ломящей зубы водой, в которой приходилось купаться в любую погоду. Затем, подобрав камень, выбранный Учителем, бежать уже по склону вверх. От непривычных усилий ходуном ходила грудь, глаза разъедал пот. Всё это он проделывал вместе с Рыбой, мальчишкой на год старше, хотя и меньше ростом. Несмотря на старания и гордость ему никогда не удавалось его перегнать. Неподалеку от пещеры стояла лиственница с хитро обрубленными ветками. Рыба на одних руках прыгал по ним снизу до верхушки и обратно как белка. Надо же, рыба-белка. Радж же висел, как сопля, по выражению деда, и мог подниматься к вершине, лишь используя ноги, тот заставлял повторять упражнение по нескольку раз каждый день. Поначалу болело всё, особенно страдали без привычной обуви ноги, хотя старик вечерами обрабатывал их дурно пахнущей мазью. Но вскоре кожа огрубела.
Разумеется, никто не отменял и занятий по хозяйству, мальчишки таскали воду в кожаном ведре, наполняя огромную кадку, деду нравилось сидеть в горячей воде с пихтовыми ветками, бросая в неё раскаленные камни. Любящий чистоту отшельник и их заставлял следить за собой; помимо ежедневных купаний, каждую седмицу они мылили головы приготовленным из золы щёлоком, промывая затем волосы отваром ромашки или крапивы. По настоянию Девдаса отец увёз красивую одежду, но оставил дорогой гребень, выточенный из золотистого самшита, и теперь мальчик расчесывал им свои отрастающие локоны.
Воспитанники собирали ягоду в лубяные туеса, хворост и черемшу на пологих лесных склонах, отмахиваясь от слепней; пробирались через буреломы, отдирая прилипшую к лицам паутину. Особенно пугал непривычный для Раджа своим безмолвием и мраком ельник. Густые кроны тесно смыкались наверху колючими ветвями, почти не пропуская света, а нижние, полу отмершие, покрытые свисающими космами лишайников, тянули к мальчику свои кривые облезлые лапы.
Дед заставлял всё делать шустро, бегом. Готовили они сами, под присмотром Девдаса. Он обучал Раджа разводить огонь с помощью камней, а также трута и палок. Нашептывая при этом строки гимна:
«О, Агни, озаряющий тьму, Как отец сыну, о Агни.
Будь доступен нам. Сопровождай нас ради блага».
И огонь послушно разгорался и вскидывался вверх. Учил варить кашу и похлебки из мяса и рыбы, добавляя съедобные растения и корешки. Рыба всё это уже давно умел. Как то дед рассказал историю его находки.
— Почему зовут Рыба? Потому что в воде нашел. Семь зим назад, в трех днях ходьбы отсюда на север, услышал пронзительный писк младенца, гляжу — а он в озере, за камыш цепляется. Двое его братьев уже утонули. Когда протянул свой посох, тот уже не кричал, а лишь сипел. Найда, — он показал на старшую суку, — его выкормила, как раз ощенилась, потому и подобрал. Наш род богатый, мы даже в годы джуза лишних детей в степь или в чащу не выносим. У других не так, когда кормить нечем, часто новорожденных бросают; по обычаю, коли мать грудь не дала, то и не человек он вовсе, особенно с девчонками так. Если баба при родах померла, живого младенца с ней хоронят. А у лесовиков голод частый гость, где же матери троих сразу прокормить.
Раджу приходилось тяжело, особенно угнетало, что он — арий, сын вождя не может ни в чем превзойти узкоглазого коротышку, безродного найденыша. И только упрямство заставляло его вновь и вновь лезть на склон, карабкаться на дерево, сдаться и опозорить род он не мог. И постепенно жизнь начала налаживаться. Сначала он, благодаря длинным ногам, обогнал Рыбу на спуске склона, а через несколько дней и на подъёме. На лиственнице конечно хваткого пацана не достать, но Радж научился подниматься к верхушке, используя только руки, пару раз срывался, но боль падения лишь добавляла злости.