Шофер не принял во внимание. Проехал дальше, но, хотя автобус проехал, тетушка все еще продолжала стоять с поднятой рукой, так, чтобы шофер смог увидеть ее в свое зеркальце, и было в этой женщине столько силы и мудрого спокойствия, что наш хмурый шофер, проехав метров двести, все же притормозил. Двадцать колхозниц с криком и шумом кинулись к входной двери автобуса, но дверь стояла намертво в своих замках, и хмурый шофер, высунувшись в боковое окошечко, спросил:
— Куда ехать?
— Арионешты.
— Десять копеек до Арионешт.
Смуглая и красивая молодуха всплеснула руками:
— Вы слышали, что он сказал! Деревня — рукой подать, а он что запрашивает!
Полная тетушка повернулась в ее сторону, и молодуха осеклась. Затем вся бригада собралась на небольшое совещание вокруг своей атаманши, и видно было, что денег у них нет, а ехать хочется. Они долго о чем-то спорили меж собой, но через закрытое окно не слышно было, о чем речь, и из всего их спора я понял только, что тетушку зовут Домникой. Она была и вправду бесподобна — и слушать слушала, и спорить спорила, и одним глазом следила за поведением шофера, а другим разглядывала нас, сидевших в машине. И все это время она быстро про себя соображала, как быть. Но двери не открывались, а шофер, вместо того чтобы открыть, торопил их сигналами, и это вывело тетушку из себя:
— Да открывай же, не изводи народ понапрасну!
— По десять копеек с человека.
— А между прочим, — сказала тетушка грозным тоном, оставив подруг и начав наступление на шофера, — между прочим, ты не имеешь права не впускать нас в автобус! А уж почем там у тебя билеты, что да как, ты нам расскажешь, когда мы будем в машине. — Сказано было сильно, точно, и шофер пусть и неохотно, но вынужден был открыть дверь. Через полторы минуты в автобусе не было свободного сантиметра — все кресла заняты, все проходы завалены тяпками, пустыми кувшинами, а троим даже не хватило места. Две девушки, видимо, школьные подружки моей односельчанки, сели рядом с ней и о чем-то перешептывались. В проходе стояла атаманша. Для нее было занято место, но она не садилась — нужно было еще как-то уладить дело с билетами. Жара, пыль, целый месяц духоты, а он сидит за рулем как ирод и хлопает глазами.
— Ну трогай же! — сказала она шоферу. — Поехали.
— По десять копеек.
— Вот заладил, точно на рынке торгует петрушкой! Дадим мы тебе по десять копеек, не убивай себя понапрасну. Заводи машину и езжай — вон, окромя нас, еще люди в машине, они небось сидят как на иголках, боятся на поезд опоздать.
Мы действительно опасались, как бы не опоздать на поезд, даже молодой механик — он хотя и напевал по-прежнему, но видно было, что не писаные красавицы гложут его сердце, а забота, как бы не опоздать к сроку. Делать было нечего, шофер снял тормоза, машина молча покатилась под гору. Километра через два он завел мотор и сказал через плечо, не оборачиваясь:
— Билеты.
— Что — билеты? — не поняла атаманша.
— По десять копеек с человека.
Тетушка была возмущена его настойчивостью:
— Да получишь ты свои копейки, не с жуликами небось связался. Ты лучше бы посмотрел в зеркальце и рассудил бы сам: как я с них соберу по десять копеек? Все проходы завалены, не птичка же я в самом деле, чтобы летать по воздуху и собирать копейки. Вон за этой горой мы уже будем дома. Как только слезем, тут же соберем тебе на билеты.
— Надо было дождаться колхозной машины, — сказал поучительно шофер. Захотели на мягких сиденьях нежить свои зады — платите по десять копеек.
— Нужны нам твои мягкие сиденья! Из них вон пружины выпирают, последнюю юбку изорвешь в клочья. Тоже мне удовольствие!
— А чего залезли?
— Так суббота же!! — взорвалась тетушка Домника. — В полдень кончили, а они там, в правлении, не знают, что мы так рано кончили, они только под вечер пришлют за нами машину. А чего нам полдня торчать в подсолнухах, у нас же дома уйма работы! И постирать, и сготовить, и девушкам вон выгладить и принарядиться надо, — сами небось любите но субботам чистые рубашки, хорошую жратву, наряженных девиц, а откуда все это возьмется, если мы в поле торчим!
Дело складывалось таким образом, что шофер мог и не получить с них по десять копеек, и, несколько сбавив и без того малую скорость, он попытался вернуть разговор ближе к существу.