Было понятно, что для нее генерал и купец примерно одно и тоже. Не восемнадцать, шестнадцать, мысленно скорректировал Антон возраст подпольщицы.
– Сашка!
Брату за нее было неудобно.
– Мой отец был адвокат.
– Ну все равно богатый.
– Сашка! – Ефим дернул сестру за рукав. – Человек подумает, ты дура совсем. Дура и есть!
– Адвокаты богатые, а то я не знаю! Я вот чего не пойму. – Девушка пытливо смотрела прямо в глаза. – Если вы из богатых, почему за бедноту вступаетесь? Я когда вижу таких, ужасно удивляюсь. У нас тут один был, Миша, он вообще был офицер… – Синие глаза вновь заблестели от слез. – Я его тоже спрашивала, но он веселый был, всё шутки шутковал. Мишу заарестовать хотели, а он не дался, и его застрелили. Сам Патрикеев-полковник, ужасный гад.
Слезы – большие, прозрачные – скатились по щекам.
– Ничего, дай срок, – сказал Ефим. – За всех товарищей ответят. С каждой отдельной гниды спросим. Ты, Санька, не плачь.
Он задрал рубаху и похлопал по рукоятке «нагана».
А девушка уже и так перестала плакать.
– Так вы мне объясните. Почему Миша и вот вы за простой народ пошли?
Антон молчал, не зная, что сказать. Ему хотелось отвести глаза, но это было бы подозрительно.
– Глупости спрашиваешь. Потому что совесть есть. Кусок в горле застревает. – Брат солидно поглядел на Антона, будто ожидая одобрения своим словам. – Правильно я говорю, товарищ Клобуков?
Пораженный формулировкой, Антон кивнул. «Кусок в горле застревает». Как ёмко и коротко эта простая фраза вобрала в себя всю жизненную историю отца и многих таких, как он! Нравственному человеку невозможно быть счастливым или хотя бы спокойным, невозможно витать в облаках и заниматься любимым делом, когда вокруг голодают, подвергаются унижениям, прозябают в рабстве другие люди.
– Вы тоже с Тамани приплыли? – почтительно спросила Александра. – Как товарищ Долотов и товарищ Бляхин?
– Нет, я живу в Севастополе.
– А у вас какая легенда?
Это слово она произнесла с удовольствием – видимо, недавно узнала. Ефим настырную сестренку не одернул, ему тоже было интересно.
– Я советник при правительстве Юга России, – промямлил Антон. Ему было неловко своей пышно звучащей должности.
– При чего правительстве?
Александра удивилась. Кажется, она и знать не знала, как называется ненавистная ей власть.
– Ты чего, Санька? – укорил ее Ефим. – Это которые в «Кисте» сидят.
– А-a. – Она глядела на Антона с восхищением. – Прямо у Врангелей? Ну вы храбрый! И хитрый! Я бы сразу запалилась.
Вдруг представилось: вот сейчас от мощного удара слетает с петель калитка, во двор врываются уверенные, хмурые люди, выкручивают руки этой ясноглазой Саньке и ее важничающему брату.
Невозможно, чтоб Патрикеев не приставил «хвоста». Он что-то говорил про операцию прикрытия, которой будет руководить сам.
Проследить за трамваем нетрудно. Пока шли по улицам – тоже. А на пустыре агенты могли отстать и в бинокль подсмотреть, в какой двор вошли Антон с Бляхиным.
Если всё так (а иначе не может и быть), то в эту самую минуту уже мчатся грузовики с солдатами, чтобы оцепить весь район. Опытные агенты – те самые, что брали человека из трамвая, – готовятся к штурму подпольного центра.
А здесь всей охраны паренек с «наганом» и девчонка.
Из-за угла высунулся Бляхин.
– Антоха! – позвал он уже совсем попросту. – Давай сюда!
Идти там было особенно некуда. Почти сразу за домом поднималась серо-белая стена каменного обрыва. Но, обойдя избушку, Антон увидел ржавую железную дверь, врезанную прямо в скалу.
– Тут много нор понарыто, – объяснил Бляхин. – В стародавние времена камень резали, с него весь Севастополь построен. Заходь, не робей.
Он потянул створку, за ней открылся узкий проход, в котором густела тьма.
Бляхин затворил за собой дверь. Стало совсем темно. Как идти дальше, непонятно. На ощупь?
Но Бляхин придержал Антона за плечо.
– Мы это, товарищ Сердюк!
– Вижу, – ответили из мрака, непонятно кто и непонятно, как тут можно было что-то видеть.
Щелчок. Вспыхнул свет. От неожиданности Антон зажмурился.
Откуда здесь электричество? Значит, есть собственный генератор.
Оказалось, что за проходом расположено большое помещение, целый зал, вырубленный в горной породе.
Посередине стол. За столом седой человек. Перед ним револьвер, две «лимонки». Лицо у человека неподвижное, землистого цвета.
– Шагай, шагай.
Бляхин подтолкнул Антона к одной из четырех дверей: две слева от стола, две справа.