Пьер сосредоточенно подвигал челюстью – водил кончиком языка по десне.
– Не болит! И опухоль почти исчезла. Господи, какое счастье! Ну, доктор. Просто не знаю, как вас благодарить. То есть, знаю, конечно. Вы не беспокойтесь. С вами ничего плохого не случится. Через час пойду проверять оцепление и отпущу вас. Идите на все четыре стороны. Как же мне повезло, что я вас встретил.
От облегчения, от пережитого страха капитан сделался словоохотлив. Маленький страх обостряет чувства, большой – притупляет, думал Антон. Он-то говорить не мог совсем. Только слушать. И курить. Сигареты у поляка были хорошие, американские. Антон не видал таких с самого Цюриха.
Желудок был пуст, а есть не хотелось, хотя капитан поставил на стол тарелку с колбасой, фляжку водки. Сам он пил много и легко, не закусывая и не пьянея. Хоть Антон и молчал, беседа лилась без затруднений. Пан капитан задавал вопросы – и сам на них отвечал.
– Вы как у красных? Ладно, сам знаю. Так сложилось. И у меня «так сложилось». Останься я в семнадцатом в России, сейчас был бы у Врангеля. А может, был бы «красный военспец». По мобилизации, как вы… Я ведь тоже учился в университете. Плохо помню. Лекции, книжки, фортепьяно. Помню, плакал и застрелиться хотел из-за какой-то дуры. Будто не я. – Офицер задумался. – Или тот был я, а этот не я. Черт знает… Три года воевал с германцами, потом с украинцами, теперь с вашими. Впервые человека убил, в пятнадцатом году, в атаке – вырвало. Анекдот! А когда пленных при мне первый раз расстреливали – не мог смотреть, отвернулся. Сейчас что муху, что человека. – Подозвал денщика, показал опустевшую флягу. – …О чем я? А, да. Мы все сошли с ума. – Усмехнулся. – Сколько раз я слышал эту фразу. «Мы сошли с ума», «мир сошел с ума». Может, и не было никакого ума? Может, мы все просто проснулись и увидели, что мир – навозная куча, а мы в ней черви? А дорого ли стоит жизнь навозного червя?
От неумолчной болтовни полусумасшедшего капитана у Антона разболелась голова. Надо было что-нибудь съесть – ведь со вчерашнего утра ни крошки. Но при одном взгляде на колбасу накатывала тошнота.
Когда последний дозор остался позади, поляк пожал Антону руку.
– Идите. А лучше пригнитесь и бегом. Стрельнет еще какой-нибудь скот-часовой, со скуки.
Сунул флягу, несъеденную колбасу, полбуханки хлеба. Задумчиво сказал:
– Может, когда-нибудь всё восстановится. А может и нет…
С этим напутствием Антон затрусил к темнеющей вдали опушке – от ложбины к ложбине, от куста к кусту.
«Ну и день, ну и день», – повторял он задыхаясь.
И ведь еще не закончился…
Первое, что Антон сделал, добравшись до деревьев, – повалился на мох, лицом вниз. Совершенно выбился из сил, но оказалось, что лежать невозможно. Тело не желало расслабиться, оно требовало движения. Ноги бессмысленно шевелились, руки шарили по мягкому зеленому покрову.
Встал. Не разбирая пути пошел вглубь леса.
Напряжение выплескивалось рывками – то судорожными всхлипами, то икотой.
– Нужен релаксатор, чтобы смягчить последствия нервного потрясения, – вслух сказал Антон. – Водка. У меня есть водка.
Запрокинул голову, сделал несколько больших глотков из фляжки. Спиртное обожгло пищевод, просочилось в желудок и, словно, вытолкнутое пружиной, пошло обратно. Вырвало прозрачной жидкостью и желчью.
Эх, зря пропала водка. Очевидно, есть пока тоже нельзя. От слабости пошатывало, однако остановиться Антон не мог. Организм всё не мог поверить, что избежал смерти. Пульс частил, мышцы сокращались будто сами собой. Одной ходьбы было недостаточно – Антон поймал себя на том, что все время ощупывает себя, трясет головой, что-то бормочет.
Он шел, шел – наобум, не задумываясь. Может быть, час. Может быть, больше. Но вот заросли проредились, впереди снова простиралось поле. Вдали белели хаты какого-то населенного пункта.
– Стоп. Наугад идти нельзя. А то попадешь из огня в полымя. Пора начинать думать, – строго сказал он и порадовался, что голос такой рассудительный и больше не дрожит.
Местности Антон совсем не знал, вчера не успел заглянуть в карту. Только помнил, что Неслухов находится к северо-востоку от Львова. В любом случае нужно держать на восток.
Который час неизвестно, но явно за полдень. Нужно идти по направлению, с которого удлиняются тени, тогда не собьешься.
Но уходить в темную, душную чашу с места, где простор, обзор, свежий воздух, ужасно не хотелось. Антон медлил.
По желтому лугу безмятежно бродили два аиста. Аккуратные белые облачка казались вырезанными из бумаги. Звонко и ровно стрекотали цикады.