— Да-да, я слушаю? — охотно склонился к прикованному узнику палач.
Велайд посмотрел на свои изувеченные руки, на кровь, залившую пол, на инструменты, которые ещё не успели пустить в ход, и на Насшафу. Переведя дух, нор Адамастро заговорил, шамкая разодранными губами:
— Кларисия, к тебе взываю я… мать всего живого… покровительница…
— Ах ты, упрямый осёл! — разозлился мучитель, полагавший, что пленник уже сдался. — Ну держись, крестьянский выкормыш! Для тебя всё только началось…
Северянин метнулся к столу, где покоились остальные пыточные приспособления. Но тут его вдруг перехватил один из соучастников:
— Аскар, ты убьёшь его. Взгляни, он уже в исступлении. Ещё немного, и сердце нор Адамастро не выдержит.
— Глупости, господин Велайд ещё полон сил! Не так ли?
Палач склонился над узником, внимательно всматриваясь в его лицо. Но потом губы истязателя сжались в тонкую линию, и он неодобрительно цыкнул. Кажется, теперь северянин и сам узрел, что парень находится на грани.
— Ладно, мы сделаем небольшой перерыв, — неохотно выдавил из себя тот, кого назвали Аскаром. — Вы пока отдохните, господин нор Адамастро. А я развлекусь с вашей ублюдочной подружкой. Это ж надо было притащить столь отвратительное создание пустошей в приличное общество…
Заслышав, что мучитель собрался причинить боль Насшафе, молодой аристократ дёрнулся в путах так сильно, что троица северян невольно испугалась.
— Только посмей тронуть её, грязный ублюдок! — удивительно разборчиво прорычал Велайд для своего состояния.
Ошеломление на лице Аскара медленно сменилось предвкушающей улыбкой:
— В чём дело, господин нор Адамастро? Неужели эта тварь вам небезразлична?
— Твари здесь только вы! Мерзкие трусы… — пленник зло сплюнул кровавый сгусток с осколками зубов.
Похитители обменялись долгими вопросительными взглядами. Кажется, они и помыслить не могли, что человек способен полюбить кьерра. Кем северяне воспринимали Насшафу? Надсмотрщиком? Охранником? Просто диковинной зверушкой, призванной скрашивать время и поднимать престиж хозяина? Теперь уже неважно. Запоздало, но озарение всё же снизошло на злоумышленников. И дальнейшая экзекуция сменила направление…
Пыхтя и чертыхаясь, троица лиходеев расположила кресты с прикованными жертвами так, чтобы они находились друг напротив друга. И если Насшафа всё жмурилась из-за света, то Велайд прекрасно смог рассмотреть абиссалийку. С ней пока ещё ничего не сделали. Наверное, это глупо, однако вид нечеловечески бледного, но такого знакомого и милого сердцу лица, добавил парню сил.
— Отдохни, мой шаас, теперь нас-стал мой черёд, — напряжённо усмехнулась белая дьяволица, не открывая глаз. — Но ты не волнуйс-ся за меня. Я выдержу.
— Насшафа… нет! — в испуге замотал головой Велайд.
— Да, мой шаас. Иного вых-хода нет.
Северяне, игнорируя переговоры пленников, скучковались возле креста с абиссалийкой. Они несколькими не особо бережными движениями располосовали её одежду, оставив на белоснежной коже кровоточащие порезы, и принялись пристально рассматривать альбиноску. Теперь они уже выглядели не как палачи, а как учёные мужи, встретившие неведомого доселе зверя.
— Какое занятное строение костей таза, правда, экселенсы? — без зазрения совести ощупывал Насшафу Аскар.
— Воистину говорят, что кьерры лишь отдалённо походят на людей, — согласно покивал второй.
— Интересно, а какие ещё различия скрываются… внутри? — задумчиво почесал подбородок третий.
Похитители загадочно переглянулись, а потом один из них расхохотался:
— Что же сдерживает порывы нашей жажды познания, экселенсы? Давайте посмотрим!
— ОСТАВЬТЕ ЕЁ! — сорвался голос нор Адамастро до совсем уж нечленораздельного рыка.
Но мучители не послушали. Они рассмеялись ещё громче, а после приступили к пыткам. Насшафа держалась значительно лучше Велайда. Когда палачи ввинчивали спицы ей под ногти, делясь разного рода наблюдениями, абиссалийка шипела и плевалась. Не сломалась она и тогда, когда эти металлические спицы стали раскалять заклинаниями и направлять в них небольшие энергетические разряды. Альбиноска только рычала и проклинала истязателей. Короткий болезненный вскрик Насшафа позволила себе лишь тогда, когда один из северян, ухмыляясь, принялся шкрябать лезвием вдоль её ребер, увлечённо сдирая тонкую кожу с костей.