— «Чтобы играть со мной за одним столом, смазливой мордашки мало. Сначала докажи, что ты сама не пешка», веил’ди. Так он сказал, — дословно повторила Лаайда.
— Да, каков же нахал! — будто бы восхитилась Элиира. — Как думаешь, у меня получится его соблазнить?
— Я… кха… почему вы задаёте такие вопросы, госпожа? — аж поперхнулась спутница.
— О, Многоокий Создатель, Лаайда, сколько тебе лет? — наградила дочь кардинала свою помощницу трудночитаемым взглядом.
— Сто пятнадцать, веил’ди…
— Да? Я думала тебе не меньше двух сотен. Уж больно ты спокойна и рассудительна. А у тебя уже были мужчины?
— Были, — залилась краской Лаайда, отчего её смуглая кожа приобрела ещё более тёмный оттенок.
— Тогда отчего ты смущаешься, как юная пятидесятилетняя девственница при виде мужского естества? Я же просто рассуждаю. Страсть — это лишь один из способов достижения цели. И, насколько мне известно, люди и mingsel значительно хуже сопротивляются этому оружию, нежели представители нашей расы.
— Веил’ди, ужель вы смогли бы возлечь с нор Адамастро и не ощущать себя запертой в клетке с голодным хищником? — с нескрываемым неодобрением заявила собеседница.
Элиира удостоила её ещё одним долгим изучающим взглядом. И когда Лаайда уже начала опасаться, что чем-то задела или оскорбила госпожу, та всё же снизошла до ответа:
— Пусть этот Маэстро и полукровка, но он унаследовал лучшие черты нашего народа. Уже одно то, что ему подчиняются другие люди, говорит о нём многое. Грязнорожденные ведь тоже презирают смесков. Поэтому нор Адамастро весьма… хм… весьма интересен. Так почему бы и нет? А что же до опасности, то она способна сделать близость ещё жарче. Если ты понимаешь, о чём я.
Лаайда понимала. Ведь нечто подобное происходило между ней и Одионом нор Адамастро. Но признаваться вслух о таком боялась. Да ей и в целом неприятно было говорить о собственном сыне, как объекте чьего-то влечения. Пусть и сугубо умозрительно.
— Госпожа, так мы в самом деле будем искать этого Аскара? — попыталась сменить тему алавийка.
— Будем, но не мы, — отозвалась Рен-Элиира. — У нас с тобой найдётся занятие поинтересней.
— А как же…
— Пришли! — внезапно перебила дочь кардинала свою спутницу.
Лаайда слегка заторможено огляделась и обнаружила, что они стоят перед коваными воротами, ведущими к большому и явно респектабельному по человеческим меркам поместью. А потом Элиира с уверенностью законной хозяйки сформировала плетение, уничтожившее механический навесной замо́к…
— Ну, чего замерла? Идём! — поторопила Лаайду госпожа, спокойно толкая створку и заходя на чужую территорию.
Немного поколебавшись, алавийка подчинилась. Минуя сложные композиции из стриженых кустов и статуй, они беспрепятственно добрались до входной двери просторного двухэтажного дома, больше походящего на дворец. И здесь дочь кардинала тоже повела себя крайне самоуверенно. Она взялась за латунный молоточек и застучала в дверь так громко, что перебудила, наверное, всё поместье! Лаайда невольно напряглась, ожидая неприятностей. Но её нынешняя покровительница даже бровью не повела.
Вскоре в тёмных окошках первого этажа мелькнул тусклый огонёк. Послышалась тихая возня, а затем в двери отворилась небольшая смотровая щель. Оттуда выглянула пара заспанных глаз, подсвеченная масляным фонарём. Однако глаза эти сразу же вылезли на лоб, стоило только их обладателю узреть на крыльце пару алавиек.
— Ну наконец-то! — раздражённо фыркнула Элиира. — Почему так долго⁈
— Я… э-э-э… а что… эм-м-м… вы зачем… — ошарашенно забормотал слуга.
— Зови своего хозяина, быстро! — разъярённой кошкой прошипела дочь кардинала. — Или ты хочешь, чтобы я взорвала эту чёртову дверь⁈
— Умоляю, милария, подождите, не надо! Я сейчас же сообщу экселенсу…
Слуга, судя по топоту, умчался вглубь поместья бегом. Лаайда приготовилась к длительному ожиданию, но к её удивлению замок щёлкнул довольно быстро. Дверь распахнулась и на пороге показался пухлый седовласый господин с пышными бакенбардами. Элиира брезгливо поморщилась при виде этой растительности на его щекастой физиономии. Волосяной покров на лице для альвэ оставался противоестественным явлением. Его привыкли считать доказательством низкого животного происхождения людей. И потому своих рабов в Капитулате всякий хозяин приучал к бритью. Ибо вид этих щетинистых рож оскорблял эстетические чувства любого истинного гражданина. А этот толстый… «господин» постыдную поросль на собственном лице будто бы нарочно выставлял напоказ!