— Полюбовались? Только мы были бы здесь не пять минут. Мы шли бы через эту бурю часа четыре. То есть, шли бы мы часа два, а потом тихо скончались бы.
Страшный вой, горестные стоны бури заглушали его голос. Я с трудом восстановила, что именно кричал Аксель. А потом кто-то дернул Делию, и я испугалась, вдруг это монстр из бури. Но это оказался Аксель. Делия следовала за ним, а я за Делией.
— Герхард? — крикнула я.
— Я здесь, — отозвался он откуда-то совсем рядом. — Я знаю, куда идти.
И это его могущество в ситуации, в которой я была абсолютно беззащитна заставило меня попросить:
— Возьми меня за руку.
Его рука оказалась неожиданно теплой.
Идти становилось все тяжелее, рука Делии в какой-то момент выскользнула из моих пальцев, и я хваталась за воздух, но у меня все еще был Герхард. Паника поднималась от горла к голове, и из-за нее я слишком поздно поняла, что Астрид и Адриана не было рядом.
Глава 16
Что до дурацкой Бури — я мог бы обойтись и без этого сакрального знания. Когда Астрид дернула меня за руку, я побежал за ней. Под ногами хрустела промерзшая земля, мы петляли между деревьев. Я бежал, что было сил, пока в глазах не начало темнеть.
Наконец, Астрид упала в снег, а следом за ней рухнул и я. Что ж для начала, некоторое количество грязи было бы приятно оставить в этом снегу.
Холод был желанен, как никогда, он остудил мою разгоряченную кожу и ворвался внутрь вместе с дыханием.
Я сказал:
— Итак, первый пункт плана выполнен. У нас появились другие пункты?
— Ну, если они нас найдут или если с нами свяжется Неблагой Король, скажем ему, что мы потерялись в Буре и еле выжили.
— А что мы будем делать до этого?
Астрид посмотрела на меня долгим, ярким взглядом, поцеловала, и губы у нее оказались прохладными.
— А пока мы пойдем домой и переоденемся, — она засмеялась. Я знал, что ей совершенно плевать на то, в каком виде ходить, и хотя от грязи моя одежда уже казалась жесткой, я тоже не страдал так, как могла бы, к примеру, Констанция.
Но Астрид считала хорошей идеей вернуться, потому что она чувствовала то же, что и я.
Дурное, мерзкое ощущение, из-за которого особенно суеверные люди иногда отменяют поездки. Я никогда себя к таковым не причислял, но сейчас мне было не по себе. Астрид со свойственной ей импульсивностью не могла переживать это ощущение просто так, безо всякого действия.
— Думаешь, они не решат нас искать?
— Думаю, они не сунутся обратно в Бурю. Они ж не идиоты. Максимум, им станет немного грустно. Зато как обрадуются, увидев нас дома!
Астрид шла чуть впереди, голос ее был громким и беззаботным. Я подался к ней и прошептал:
— Чуть потише. А то нас раскроют раньше, чем мы того захотим.
Астрид улыбнулась, смешно сморщив нос, прошептала:
— Точно!
Я любил ее такой. Она была прекрасна в своей яркой, рыжей смелости и в безалаберности, с которой ставила все, чего добивалась под удар. Некоторое время мы шли молча, и я любовался костром ее волос посреди зимы. Она вела меня, и я с радостью шел за ней. Воздух вокруг был хлесткий, острый и удивительно свежий. Все это напомнило мне о далеком-далеком дне, когда мы с Астрид были еще маленькими. Мы гуляли в парке вместе с мамой, которая читала «Капитализм и шизофрения» Делеза и Гваттари. Мы интересовали ее меньше, чем шизоанатиз и овеществление. Мы с Астрид валялись в снегу позади ее скамейки и смотрели в высокое белое небо. Астрид смеялась, а я просто смотрел, как оно течет наверху, как глазурь. Это было одно из воспоминаний, бережно хранимых моим разумом, которые начинались с неожиданного места и обрывались будто посередине. У этого воспоминания не было ни начала, ни конца, но оно приносило мне странное ощущение радости, спокойствия и единения с Астрид. Такую радость, тихую и нежную, могли приносить только воспоминания, истинные ощущения от которых затерлись, и осталось лишь приятное послевкусие, как у стойких духов после душа.
— Знаешь, что обидно? — спросила Астрид, вырвав меня из моих неторопливых размышлений. Теперь она исключительно шептала — полумер Астрид не любила, если уж говорить тише, то непременно почти не слышно.
Не дожидаясь моего ответа, она продолжила:
— У тебя есть магия, и у Герхарда есть магия, и у Делии есть магия, и уж конечно у умницы Констанции есть магия. А у меня магии нет!
— Это несправедливо, моя милая, — протянул я. Но сделать с этим ничего было нельзя. Я умел останавливать время, и это было потрясающе. Иногда я делал это просто так, чтобы посмотреть, как замрут стрелки множества часов в комнате. Мы с Астрид украсили нашу башню всеми часами, которые в замке нашли. И когда все они останавливались одновременно, я ощущал, как замирает главная категория вселенной, наряду с пространством, конечно. Поистине буддийское удовольствие — выключиться из движения времени, ходить под небом, на котором недвижимо замерли птицы.