Чей-то мягкий, ласковый голос вещал о своей бессмертной и мертвой любви. Я любила такие песни, в детстве я представляла, что их поет мой папа.
Герхард помог мне подняться на ноги. Рядом, как собака, отряхивалась Астрид. Ее пышная рыжая шевелюра наотмашь ударила меня по лицу.
— Итак, это уютное место в стиле пятидесятых годов двадцатого века и есть то, что хотел показать Жадина? — спросил Аксель. — Дизайн интерьера, вот что интересовало его по-настоящему…
Но Адриан сказал:
— Да нет. Не думаю. Я думаю, его интересовали мертвые младенцы.
Мертвые младенцы? Я терпеть не могла живых младенцев, их беззубые умилительные улыбки вызывали у меня мучительное отвращение. Лет с тринадцати я обсессивно не любила детей, не могла перестать думать о том, какие они мерзкие. Может быть, я все еще не могла смириться с тем, что мое собственное детство было омрачено заботой о родителях. С трех лет я умела готовить яичницу, и это не тот самый навык, который чем раньше осваиваешь, тем совершеннее он становится.
Глупо было не уметь прощать детям отсутствие собственного детства, и я прекрасно знала, что сказал бы мне психотерапевт. Словом, я никогда не задумывалась о своих детях и старалась не иметь ничего общего с чужими. Однако никогда я не желала детям ничего плохого.
Тем более я не желала им ничего настолько плохого.
Младенцы лежали на полках, они были как зрители, взявшие в кольцо сцену.
— Хрена себе, — сказала Астрид. И впервые ее грубоватая реплика будто бы была взята из самых личных глубин моей души. Все эти младенцы были душами, они не были полностью мертвы. И изуверство такого масштаба было сложно себе представить. Мне казалось, что комната кружится у меня перед глазами, и я смотрела и смотрела, не в силах отвести взгляд. Я никогда не понимала, почему люди говорят про кровавые моменты в фильмах, что не могут их смотреть и не смотреть не могут. Я всегда могла отвернуться.
Но вот сейчас эта моя способность мне отказала. Я видела детей, чья плоть частично и полностью была заменена металлом, грубо взрезанным и грубо впаянным. Видела детей, раздувшихся как воздушные шарики. Видела детей, опухших, как утопленники и детей, похожих на лягушек.
Все мое существо наполнялось невыразимым отвращением, но самым неожиданным образом не к детям, а к тому, кто это с ними сотворил. Все это было настолько мерзко и неестественно.
Монстры — просто монстры, вызывали страх и отвращение, хотя я знала, из чего они сделаны.
Потерянные вызывали жалость и ужас, потому что я видела из чего они сделаны.
А местные безымянные младенцы вызывали боль.
Герхард сказал:
— Он от них питался. Вытаскивал из них камушки. Их магию, их суть. Теперь они пустые оболочки.
— Как если бы из клетки вытащили ядро, — сказала я тихо. — Если мы представим, что душа — это клетка.
— Он их уродует просто для развлечения.
— Медленно до нас доходит? — пожал плечами Адриан. — В принципе можно было так ужаснуться еще когда мы увидели монстров.
На лице Делии застыло выражение отвращения. Кажется, ей вовсе не нравилось до конца осознавать, кем она на самом деле управляла. И что за камушки ее монстры приносили Неблагому Королю. Это были ядра душ, семя и кость, самое важное.
Мы некоторое время стояли молча. Я не знала, что и думать. Аркадия враз опротивела мне. Пребывание здесь казалось теперь совершенно невыносимым. Наверное, примерно так чувствуют себя люди, носящие мех, которые впервые увидели, как сдирают шкуру со зверьков. И их забрызгало кровью.
Я почувствовала, что сейчас заплачу.
Адриан сказал:
— Зрелище и вправду довольно отвратительное.
— Оно не просто отвратительное. Это, пожалуй, худшее, что я видел за свою жизнь, — сказал Аксель, а потом развернулся к воде.
— Ну, что ж, пора и честь знать!
— Стоять! — рявкнула Астрид.
— Это я могу тебе приказывать, а ты мне — не можешь.
— А ты меня ударь!
— Мне нужно движение, чтобы тебя убить.
— Хочешь посмотреть, кто из нас умрет?
— Кроме того, если ты не забыл, я могу остановить время.
— Не для меня, неудачник! Приказ, у нас есть приказ. Делия, пойдем. А вы можете оставаться в музее уродцев сколько захотите, натуралисты.
— Иди на хрен, Аксель!
— Мы должны выполнить приказ!
— Если я и выполню этот приказ, то только для того, чтобы этим мечом отрезать голову твоему Королю, — рявкнула Астрид.