Все замерло, и только зрачки ее невесомо пульсировали под его взглядом.
И тогда она, наконец, ответила. Он сказал, что не придумал еще, куда ее унести, а она ему ответила. Прошептала, тихо-тихо, так что у Аурелиуша даже не было уверенности, что она это сказала:
— Отсюда.
И тогда он поцеловал ее, давая ей обещание, о котором не мог знать, выполнит ли.
А потом, еще годы спустя, они сидели на мосту. Лада была у него на коленках, и он крепко держал ее. Под ними Река гнала свое золото все дальше и дальше, и Аурелиуш смотрел на эту красоту, и не мог наглядеться на нее. И все же, до сих пор, он не мог понять, есть ли хоть что-то на свете, красивее Лады, если даже Великая Река не так прекрасна.
— Почему я тебе все-таки нравлюсь? — спросила она. Птицы пролетали к последнему пределу, к заснеженным горным лесам, откуда Великая Река берет свое начало. Белые клинья птичьих стай одна за одной проплывали над их головами, ветер качал цветы под мостом.
— Потому что для меня ты самая лучшая, — пожал плечами Аурелиуш. — Потому что никого лучше тебя нет.
— Но ты же красивее меня, ты, веселый, а я, ну…
Она потыкала ногтем в выбеленный солнцем камень.
— Просто странная.
— Ты — да, — кивнул Аурелиуш. В подробности ему вдаваться не хотелось. Он не единожды видел, как она пыталась разбить себе голову о камень. Ей часто казалось, что ее разум кто-то захватывает, тогда она кричала, что они уже здесь, ползают в мягком и теплом ее мозге. А Аурелиуш пытался удержать ее голову, чтобы только она не разбила себе череп. Она никогда не плакала от боли, но могла заплакать от того, что звезды слишком яркие, а это значит, что они подобрались близко. Гости с далеких звезд.
Но Аурелиуш не любил ее меньше. Просто такой была она, но он сам выбрал ее когда-то.
Он поцеловал Ладу, и она ответила. Губы у нее были мягкие и теплые. Нос — холодный, руки — очень холодные, а губы теплые.
Тогда она впервые, со времени того их разговора, с которого все началось, напомнила ему об обещании, которое он дал.
— Забери меня отсюда, — прошептала она.
— И куда тебя забрать? — спросил он, смеясь. — В леса?
Но она была серьезной, она покачала головой.
— Я хочу путешествовать по миру. Я хочу увидеть его. Прежде, чем они захватят его.
Это было и смешно, и страшно тоже. Еще Аурелиуш подумал, что Лада, не осознавая, что больная, понимает каким-то иным способом, что здесь ей все хуже. Приступы у нее стали частые, и Аурелиуш слышал, как Каспар обсуждает с Неблагим Королем, что еще чуть-чуть, и Ладу нужно будет заменить.
Аурелиуш ведь и сам думал, что нужно будет, рано или поздно, бежать, чтобы спасти ее.
Только она обо всем этом не думала. Ее мысли занимало другое.
— Я избранная, понимаешь? Я могла бы спасти мир! Нас всех! Я там нужна больше, чем здесь! Я там смогу всем помочь!
Аурелиуш смотрел в родниковую воду ее глаз и видел, что в них слезы. Ее приводил в отчаяние мир, рушившийся в ее голове. Ему было грустно от этого. И он сказал:
— Давай-ка подумаем, как мы можем сбежать.
— Отец будет зол.
— Это уж точно. Но нас здесь уже не будет, чтобы хорошенько от него получить, правда?
Она кивнула.
— Давай так, я найду способ. Есть у меня она идея, но я глупый, и идея моя глупая. Но мы можем попробовать.
Аурелиуш должен был сделать это ради нее, пока Отец Смерти и Пустоты не нашел, кем ее заменить. Он пообещал ей, давным-давно. Выполнить обещание значило — спасти ее.
— Но ты мне веришь? — спросила она пытливо. Иногда в ней просыпалось цепкое внимание, свойственное душевнобольным и грозная проницательность. Аурелиуш улыбнулся ей.
— Конечно, я тебе верю. Я тоже не смотрю на звезды. Как ты. Мы вместе.
А потом он принялся целовать ее, и целовал долго-долго, пока голова не заболела от нехватки воздуха. Все ведь могло и очень плохо кончиться. И хотя Аурелиушу везло всегда, он едва ли не впервые боялся. Ведь у него теперь была Лада.
— Я люблю тебя, — прошептал он. И она покровительственным, смешным жестом положила руку ему на голову, тонкие пальцы сжали его волосы.
— И я тебя тоже люблю, — сказала она. — Тебе понравится реальный мир. Там столько интересного для нас с тобой.