Сидел на тахте, упираясь руками в тахту, смотрел через плечо на Романова — уголком одного глаза смотрел.
— Стало быть, отдавая всего себя государственно важному делу — людям, Батурин перестарался в своих радениях — стал как бы услужливым дураком… опасным для тех же людей? Страсть человека завела его в позицию, противоположную его же радениям. Человек вошел в противоречие с самим собой. Стало быть, кризис не только философии личности, но и самой личности?..
— Шахта еще не достроена, Константин Петрович, люди, слава всевышнему, еще не сгорбились…
Романов ждал взрыва. Но Батурин словно бы и не слышал его — продолжал свое:
— Стало быть, таким, как Батурин, и впрямь — единый выход из положения: пуля в лоб и — квиты… как физическое завершение прежде свершившегося морального самоубийства. Так?
Нет. Батурин спорил не с Афанасьевым. И не с Романовым. Спор его был с самим собой, — Романову он лишь доверялся. И Романов подвинулся ближе к нему:
— Изнутри в таких случаях всегда кажется чернее, Константин Петрович… как из колодца: стены черные, взлететь — тина держит за ноги. Все. Тропка обрезана…
— Карабкаться по стенам, что ли?
— Выкарабкиваться, Константин Петрович. Если даже ногти придется оставить на черных, заплесневелых бревнах. Ногти, к счастью, не весь человек — лишь маленькая часть его, хотя и одна из самых чувствительных. Человек — куда больше, если он человек… А со стороны, как часто бывало, наверное, и на войне, все проще — обязательно найдется потом и над чем можно будет посмеяться, стряхивая с себя лишние страхи. Со стороны колодец как колодец: с журавлем и воротом, — вокруг все то же небо с горизонтами — все та же жизнь. Не надо только больше попадать в него…
— Стало быть, надобно выбираться, не жалея ногтей, ежели они, эти ногти, прикрывают даже то, с чем жизнь прожил?
— Такие ногти отрастут… если Батурин не оставил в Мурманском обкоме партии вместе со своим партийным билетом и того Батурина, о котором его дети будут рассказывать легенды и внукам своим — как люди на заре нового мира отдавали себя без остатка для их лучшей жизни на родной земле. И какие они были сильные: могли сами срывать с себя даже ногти, если эти ногти оказывались вдруг когтями для родных людей… эти люди.
— Заманчиво. — Батурин поднялся на ноги; повернулся грудью к Романову… Романов ухом, щекой чувствовал его взгляд. — Поумнели Романовы, Афанасьевы…
— Нет. Стали более опытными. Обстоятельства заставляют…
— М-м-да-а-а… — Батурин смотрел не двигаясь. — Однако… И мяконький же народ пошел. В Россию пришел. Красоту подавай. Возьмешь пальцами, чтоб подсобить — подсадить на леса, — «Пошто выпускаешь когти?!» — кричат…
Не-э-эт. Батурин спорил не только с собой… И Романов поднялся на ноги, повернулся к нему. Батурин стоял прямо, смотрел в упор. Но не так, как прежде: измеряя по всем параметрам или угрожая, — открыто смотрел, словно бы душу распахивал.
— Россия тем и жива, что до сей поры в строительных лесах, а вы… спешите эксплуатировать — кожу массажами тешить, душу размягчать красотой? — Над глазом пульсировала голубая жилка, межбровье рассекала глубокая складка. — Преждевременно еще в России ломиться в аристократы, ежели вы русские люди! В аристократы попретесь, когда Россия последним мужиком в барские хоромы ступит, работать будет в белых перчатках, при галстуке… Обходительность в отношениях… В России не подошла пора снимать леса, обживаться — наращивать надобно! — Россия не одна на земле… Обходительность… Оставите барзасского мужика позади, мужик отвернется от вас — жрать будет нечего, Александр Васильевич! Погибнем, как погиб Древний Рим, корчится Испания, сопротивляются из последних сил Англия, Франция, — искусства только и останутся, да философии разные… Обходительность… России надобны еще поколения строителей с кожей для морозного ветра и душой для драки. И не одно! А вы… рыцари новых поколений… спешите оборудовать по своему вкусу дом, который еще не достроен? Рано, Александр Васильевич! Поторопитесь в аристократы — забудете барзасского мужика сегодня, — завтра и детей своих погубите. Внуки проклянут вас, ежели им, не дай бог, придется начинать все сызнова!.. Обходительность… Россия лишь начинается!..
Да. Дороги, по которым ходят память, ассоциации, бегают мысли, — необъяснимы. А выводы, за которыми с детства охотятся люди, — открывают каждый сам для себя, делают законом своей жизни, — приходят, порою, в самые неподходящие для их прихода минуты. Романов вдруг почувствовал — понял.
Обстоятельства. И человек. Обстоятельства для людей создают люди. Конкретные. Человеки. Стало быть, человек и обязан знать — видеть: кто для него создает обстоятельства. Человек. Если он человек. Обязан запустить руки по локоть в свою собственную душу и вынуть из нее то, что может дать ему силу управлять обстоятельствами, в каких можно «жить по-человечески, уважать себя, и не позволять кому бы то ни было ломать твои кости». Человек!.. если он человек. А не лошадь, разрешающая запрягать себя куда кому вздумается, делать с ней кому что вздумается, — жить так, как ей велят, лошади. Человек. Если он человек… Природа дала ему способность видеть не только то, что перед носом — как он живет, но и то, как можно жить, — должно быть! — чтоб жить по-человечески. Человек! — если он человек… а не лошадь…