Антон Карпович был на Шпицбергене, в управлении «Арктикугля» его замещал главный инженер треста Кирилл Олегович Зайцев, только что возвратившийся с острова. Зайцев звонил в министерство Романову, тормошил:
«Управляющий просит радировать, Александр Васильевич: на Грумант вы поедете или в Баренцбург?»
Выбирал… Главный инженер рудника — было то, о чем Романов мечтал: заниматься производством — добычей каменного угля. Но Рая уступила: друг, к которому Романов торопился с войны, который бежал с ним в Донбасс, друг, которого он потерял в Москве, возвратился; теперь Романов мог потерять его вторично, возможно, и навсегда.
«Завтра нужно ответить управляющему».
Романов добился главного: он уезжал из Москвы, с ним ехала Рая, — будет работать там, где добывают каменный уголь, дышать шахтерским воздухом, жить рядом с шахтерами в забоях и лавах. Главное сделано. На острове будет видно, что дальше. На месте виднее. И управляющий «Арктикуглем» пока что Борзенко, а не кто-то другой, теперь он на острове — там, на острове, Антон Карпович поможет Романову перебраться и в шахту — на эксплуатацию.
«Александр Васильевич, дальше откладывать некуда: я составляю радиограмму управляющему…»
Романов уехал на остров с женой.
XI. Из дневника Афанасьева
Сентябрь 1956 г. Москва…
Езус унд Мария, унд пан Езеф, унд гундерт фрейлейн… прости господи! Живет на земле некий парень — Афанасьев Владимир Сергеевич. Ему двадцать три года — ровно столько, сколько было майору Романову, когда он вернулся с войны, — а он за всю свою жизнь не сделал одного самостоятельного шага. Уже инженер… Я ненавижу себя!
Конец сентября…
Мама, мама. Ты знаешь, что роднее тебя человека нет для меня. «Мы воспитываем вас южными, чуткими; это вы уже потом — сами делаетесь грубыми…» Нет, мама, я по-прежнему нежно люблю тебя и всегда буду любить, я знаю: ты никогда не оскорбишь этой любви. Но я тоже человек, мама, — мужчина. Когда сын может жить без помощи матери, — он мужчина, мама. Не суди меня строго. Так устроено у людей: парень, став мужчиной, уходит из дому — его зовут далекие дали, неведомые, — дела, которые требуют мужества. Без этого человек не сможет жить по-человечески, мама. Он должен знать себя: на что гож, где его единственное место в жизни, чтоб сделать все, что ему суждено на земле, не растерявшись в придорожье. А человек может узнать себя лишь в испытаниях. Прости меня, мама. Не суди понапрасну Романова: он лишь приоткрыл мне то, что я и сам увидел бы… Я уйду. Да ведь и детей рожают и ставят на ноги не затем, чтоб они сторожили родителей — старились рядом с ними. Дети — люди, которым суждено доделывать то, чего не успели родители. Детям нужно пройти за половину жизни то, что родителям удалось за всю жизнь. Детям нужно спешить, чтоб уйти дальше — оставить и свои плоды на родной земле; для своих детей. Иначе жизнь не жизнь, а доживание. Я знаю, мама: ты не хочешь, чтоб я начинал с доживания; знаю и потому ухожу. Я не могу иначе. Ты дала мне лишь одну жизнь, — я должен спешить. Прости….
Часть вторая
I. Грумант
Холодные воды Айс-фиорда вплотную подошли к горам Зеленой и Линдстремфьелль, подмыли у основания; горы обломались вдоль прямой линии берега — рухнули. Обломки забрало море. Образовались отвесные, голые скалы, стеной уходящие в небо.
Морозы, ветры и вода долбили скалы тысячелетиями, отламывая глыбы, мелкие камешки; из обломков выросли у подножий гигантские, крутые осыпи, защищающие горы от прожорливых волн.
Ручей Русанова начинается у седловины — между плоскоголовой Зеленой и остроконечной Линдстремфьелль, течет под прямым углом к соленому берегу. Маленький, неказистый ручей, по которому и вода-то бежит больше промеж камней, под камнями. Но в пору дождей, снеготала он делается сокрушительным. Стремительно падая вниз, ручей рассек скалистую толщу — вырубил глубокое, мрачное ущелье.
Стены ущелья круты, у фиорда раздвигаются: ущелье как бы распахивает объятия навстречу равнинному простору моря.
На высоком морском берегу, против ущелья, и приютилось в тридцатых годах двадцатого века шахтерское поселение Грумант — один из советских угольных рудников на острове Шпицберген.
Грумант…
Судьбы многих островов Земли напоминают судьбу женщины: они носят имена, какие им дают владетели, — сколько обладателей, столько имен.
Задолго до основания Соловецкого монастыря (1435 г.) русские поморы-промышленники плавали на утлых ладьях от берегов Лукоморья в Гренландию — на промысел морского зверя; на стыке Студеного и Гренландского морей встретились с неизвестной землей, приняли ее за Гренландию — называли Гренладией. Лишь с годами сделалось очевидным, что земля, открытая ими, освоенная промыслом, — не Гренландия; поморы стали называть ее Грунланды, Груланд, в конечном счете неудобное для русского произношения слово закрепилось на варианте «Грумант». Грумантские острова. Самый крупный, к западу, называли Большим Беруном; второй по величине, к юго-востоку, — Малым.