Немало интересного для Романова, Раи было и в поселке.
Больница, против ожидания Раи, была оборудована, снабжена всем необходимым для исцеления человека, в худшем случае — оказания надежной первой помощи. Но в этой больнице, заброшенной за тридевять земель и Студеное море, где нет вблизи ни наставника, ни консультанта, работы для главврача-хирурга оказалось по горло. Рая редко забегала домой. Она впервые работала самостоятельно, — развернула бурную деятельность. Ставила на производственных участках аптечки, требовала улучшения санитарных условий труда, отдыха полярников, вмешивалась в дела производства, где нарушались правила техники безопасности… Батурин не останавливал ее. Смотрел на нового главврача, как на берег незнакомой земли, и молчал. Не докучал заданиями, просьбами, лишь смотрел.
В центре поселка, втиснувшись тыльной стороной в крутосклон осыпи, стояло самое большое на руднике здание — административно-бытовой комбинат; к фасадной стороне приклеено высокое деревянное крыльцо. В этом здании шахтеры переодевались в спецовки, получали сменные наряды, из него уходили в шахту. Вход в шахту по штольне. Стоит переступить порог общей нарядной, пробежать с десяток ступенек по закрытой деревянной галерее… и уже под землей. Температура в горных выработках одинакова зимой, летом: восемь — двенадцать градусов ниже нуля. Бревна и доски, которыми крепятся выработки, покрыты инеем, нередко — наледью. Холод в шахте промозглый, пробирающий — холод вечной мерзлоты. Шахтеры работали в теплых, стеганых спецовках.
С первых дней на Груманте Романов зачастил в шахту. Интересовался организацией труда в лавах, механизацией работ на выемке угля, экономикой — «встревал» в производственную жизнь подземных участков, докучая горному надзору замечаниями, советами, — руки зудели, истосковавшись по каменному углю — настоящему шахтерскому делу. На Романова жаловались итээровцы начальнику рудника. Батурин молчал. Жил рядом: работал, ел за одним столом, — смотрел и молчал. Романов наблюдал настороженно. Встретились.
Много лет в молодости Батурин работал навальщиком, любил лопату. На Груманте, спускаясь в шахту, обязательно задерживался в лаве — грузил часок-другой. Как-то Романов набежал на него в лаве, остановился. Батурин работал; был в стеганых ватных брюках, фуфайке, голову прикрывала спецовочная ушанка, подбитая искусственным мехом; к ушанке, на лбу прикреплен рефлектор аккумуляторной лампочки. Ничем не отличался от рабочих лавы, лишь массивностью, что ли?… Романов сел возле бутовой полосы, опустил на почву надзорку — аккумуляторный светильник, ручной, — наблюдал. Батурин работал.
Со стороны глядючи, для неквалифицированного глаза могло показаться, что начальник рудника забавляется в лаве лопаточкой. Продвигался же он вдоль груди забоя быстрее, нежели навальщики. Его лопата утопала в угле, словно в воде; нагруженная до краев, летала, как пустая, — размашисто, хлестко. Сам же он, казалось, не работает, отгружая на транспортер тяжелый каменный уголь, а плывет под водой — движения были округлые, плавные. Красиво грузил. Потом, опростав лопату, положил на уголь, осыпающийся к коленям из разрыхленной взрывами груди забоя, смахнул со лба пот и будто невзначай повернулся к Романову, остановил на нем луч лампочки. Романов не отвернулся, хотя свет и бил в глаза, ослепляя. Между ними стелился транспортер, по рештакам сползал горбатой, прерывистой лентой уголь, тек на откаточный штрек в вагонетки.
— Поди-ко сюда! — позвал Батурин и, не надеясь на то, что Романов услышит, помахал рукавицей.
Сгибаясь и на коленях, чтоб не задеть головой кровлю, Романов приблизился. Батурин сунул ему в руки лопату.
— Ну-ко… попробуй, — сказал он и потыкал рукавицей на уголь, кучей собравшийся у колен.
Романов прищурился. В лавах он работал лопатой давно — еще в Донбассе, перед тем как стал начальником смены. Последний раз орудовал в «Метрострое». На Груманте не успел подразмяться. Батурин же, видно было, предлагал помериться силой, умением. Навальщики впереди и сзади него разогнули спины — светили фонариками на Романова…
— Я умею, Константин Петрович, — сказал Романов, перебросил через транспортер, вернул лопату Батурину. Батурин взял ее, вновь сунул:
— Ты погрузи, погрузи маленько. Чего ты?.. Смотрели навальщики… Романов вновь возвратил, почувствовал, как напряжение появилось, поднимается.