Однако элита высшего офицерства имела просто ошеломляющие денежные вознаграждения. Как мы уже отметили, некоторые из императорских военачальников имели по несколько рент одновременно. Бертье, например, получал сразу восемь из указанных 1261 дотации, Кларк - семь, Дюрок, Даву и Коленкур - по шесть каждый, Ней - пять (среди них указанная рента в 800 000) и т. д. В результате верховное командование Великой Армии имело феноменальные доходы:
Бертье - 1 254 945 франков в год;
Ней - 1 028 973;
Даву - 910 000;
Массена - 683 375 и т. д.
Для того чтобы понять, насколько велики были эти суммы, достаточно отметить, что ежегодный доход фабрик самого богатого капиталиста Франции той эпохи - Оберкампфа - составлял около полутора миллионов франков в год. Учитывая, что значительную часть этих средств Оберкампф вкладывал в расширение производства, годовая сумма для его личного потребления и накопления была наверняка меньшей, во всяком случае не большей, чем годовая рента Бертье, Нея или Даву. Другими словами, шпага принесла маршалам Империи доход, равный доходу сверхгиганта бизнеса этой эпохи. Сын бочара, Ней самоотверженностью на поле боя даже в чисто материальном плане заработал больше, чем многие капиталисты годами эксплуатации своих фабрик, финансовыми махинациями или игрой на бирже.
Что касается доходов лучших дивизионных генералов, то хотя они и были несколько скромнее указанных маршальских рент, но также превышали прибыли многих банкиров и заводчиков.
Годовые доходы дивизионных генералов (сверх жалования), во франках
| Бельяр | 53 012 |
| Нансути | 53 228 |
| Брюйер | 32 000 |
| Орденер | 35 882 |
| Лассаль | 50 000 |
| Рапп | 110 882 |
| Лепик | 40 000 |
| Савари | 162 055 |
| Монбрен | 24 020 |
| Себастиани | 120 000 |
Крупнейший из всех исследователей эпохи Империи - Жан Тюлар, полемизируя с рядом историков, подчеркивает, что наполеоновское государство не было военной диктатурой, и в этом мы с ним вполне согласны (об этом уже говорилось в предыдущих главах), однако, продолжая свою мысль, Тюлар отмечает, что фактически единственным критерием принадлежности к нотаблям (знатным людям), тем, которые согласно Кодексу Наполеона имели право входить в коллегии выборщиков и быть избираемыми на высшие государственные посты, являлось материальное положение. Отсюда Тюлар делает вывод о том, что наполеоновская Империя - это прежде всего царство нотаблей, иначе говоря, буржуазии. "Кодекс (Наполеона) был задуман прежде всего для собственника"14, - пишет Тюлар. Без сомнения, патриарх наполеоновских исследований в значительной степени прав. Однако кажется, что Тюлар оставил без должного внимания приведенные выше цифры. Хотя он отмечает, что даже в Париже принадлежность к нотаблям обеспечивалась (в зависимости от квартала) двенадцатью - пятнадцатью тысячами франков годового дохода, в редких случаях - тридцатью пятью - сорока тысячами. В провинции же вообще в среднем было достаточно пяти тысяч франков в год, а в отдельных районах - даже и трех. Следовательно, генералитет, вне зависимости от места жительства, мог смело рассматривать себя принадлежащим к верхушке нотаблей с любой точки зрения, в том числе и с материальной; что же касается провинциалов, то для них уже и гвардейский капитан считался знатью. Принимая же во внимание доминирование в ментальности наполеоновского общества воинских ценностей - то, о чем уже говорилось в предыдущей главе, - высшее офицерство, "знать войны", было поистине квинтэссенцией общества Первой Империи.
Р.-Т. Бертон. Наполеон принимает в королевском дворце в Берлине депутацию французского Сената, 19 ноября 1806 г.
Конечно, необходимо сделать ряд серьезных оговорок. Никто не устанавливал, да и невозможно в реальности установить строгое соответствие между мерой отваги, самопожертвования, талантов, с одной стороны, и социальным рангом, с другой. Предполагать возможность этого - значит впадать в идеализм, от которого был далек Император. Размеры наград, пожалований и рент нередко определялись родственными связями или вовремя сказанным комплиментом, нежели истинными заслугами. Иначе как объяснить, что Себастиани, в общем, не самый лучший из генералов, имел ренту в два раза больше, чем несравненный командир легкой кавалерии Лассаль? Ясно также, что пожалование маршальских жезлов многим из бывших дивизионных генералов Республики было продиктовано политическими и клановыми соображениями. Но, с другой стороны, было бы чудовищной аберрацией, взглядом жалкого пигмея на гигантов, увязывать знать Империи, и прежде всего ее воинскую аристократию, лишь с альковными похождениями и политическими дрязгами. Политика, родственные связи и т.п. вносили свои коррективы, но от этого не изменялось основное, то, что составляло корень элиты наполеоновского общества: воинская доблесть, самопожертвование, кровь, пролитая за отечество.