Командир слушал, слушал и вдруг спросил:
- Если б они сами устроили крушение и попались, тогда б ты не ныл?
- Тоже было бы жалко, - ответил Мика. - Но они бы хоть дело сделали!
- А почему ж они не сделали это дело? - возмутился Трясогузка. - Струсили?… Выходит, по-твоему, мы тоже не должны ничего делать, чтобы этих трусов никто не тронул? Может, прикажешь распустить армию?
Трясогузка горячился потому, что и сам почувствовал за собой какую-то вину, но тона не сбавлял.
- Хватит нюни распускать! Ещё начальник штаба называется!
Мягкий по натуре, готовый идти на уступки, Мика иногда становился каменным. И тогда он ни на шаг не отступал от своего. Так было и в этот раз. Он будто не слышал запальчивых слов командира и сказал убеждённо и твердо:
- Помочь надо.
- Как? - быстро отозвался Трясогузка.
- Надо отнести им еду и питьё. Там окошко есть.
- Выдумал ещё! - воскликнул Цыган. - Нашу еду раздавать!
- Я свою порцию носить буду.
- Чумовой! - выругался Цыган. - Да за еду!… - Он окинул взглядом мешки и ящики с продовольствием и вытянул руки, словно хотел обхватить это всё и прижать к себе. - За еду вот так держаться надо!
Трясогузка ударил его по рукам.
- Убери лапы, загребала!
Мика и Цыган выжидательно уставились на командира.
- Кормить будем! - объявил своё решение Трясогузка. - Но и работать заставим!
Никто в армии не догадался, какую работу придумал командир для заложников. А пока работать пришлось самим ребятам. Мика получил задание уложить в мешок продовольствие. Он остался в штабе. Цыган с Трясогузкой взяли десяток пустых бутылок из-под вина и пошли к реке.
Было тихо и так темно, что мальчишки не сразу попали к берегу. Только журчание воды помогло им выбраться из кустов. А дальше дорога прямиком привела их к мосту.
- Где винтовка? - шёпотом спросил Трясогузка.
- В воде… И патроны там, - ответил Цыган и лязгнул зубами, предчувствуя, что сейчас ему придётся купаться. - Неужели полезем?
- Нет, подождём! - усмехнулся Трясогузка. - Всплывают только утопленники, да и то не всегда!… Положи бутылки и раздевайся!
Цыгана охватила дрожь.
- Б-р-р! - вырвалось у него, когда он нагнулся и снял ботинки.
- Х-х-х! - услышал Трясогузка, когда Цыган стянул с плеч рубашку.
- Прекрати! - сердито сказал командир.
- Н-не я… С-само!… Это опасная пантомима!
- Гогочка какая! - прикрикнул командир и, помолчав, добавил: - Одевайся!
Трясогузка сам сбросил одежду, вошёл в воду по колено, спросил:
- Здесь?
- Поглубже! - ответил Цыган с берега.
Трясогузка сделал ещё несколько шагов. Вода дошла до пояса.
- Ещё немножко! - сказал Цыган.
Над водой остались плечи и голова командира.
- Тут вроде! - произнёс Цыган.
- Не мог уж поближе к берегу бросить! - прошипел Трясогузка и, вдохнув воздух, без всплеска погрузился в воду с головой…
Мика был удивлён, когда на кучу соломы из люка упали цинковая коробка с патронами и винтовка. Появился Трясогузка с мокрой головой и синими губами. Он принял от Цыгана бутылки с водой, поставил их к стене, уселся у печки и выдавил из себя:
- П-пороху!
Цыган бросился к бочкам, принёс две пригоршни пороху и осторожно, по щепотке, стал сыпать на угли. Подвал озарился яркими вспышками и наполнился запахом пороховой гари.
Ведро раскалилось докрасна. Губы у Трясогузки порозовели.
- Я бы сам полез, да он не дал! - объяснил Цыган Мике.
- Холеру какую-нибудь подхватил бы - потом возись с тобой, - сказал Трясогузка. - Тебе ещё будет работа сегодня. Гитара в порядке?
- В порядке!
- А у тебя, Мика, всё готово?
- Флажки остались.
- Пиши скорей!
Мика разложил на ящике заранее приготовленные куски батиста и спросил у командира:
- Три?
- Зачем это? - удивился Цыган.
- Нас трое стало, - ответил Трясогузка.
- А если десять будет или сто?
Вопрос заставил командира задуматься.
- Да и к чему они? - продолжал Цыган. - С этими тряпками только попадёшься!
- Ты что ж, против знамён? - строго спросил командир. - Нет знамени - нет и армии!
Когда Мика сделал надпись на одном флажке и взялся за второй, Трясогузка неохотно добавил:
- Сегодня одного хватит, а потом посмотрим…
НОЧНОЙ КОНЦЕРТ
Эшелон отправлялся на фронт. По этому случаю солдатам выдали по стакану водки. Но она не подняла настроения. Если и смеялись, то невесело. В шутках слышалась тревога. Ходили слухи, что Красная Армия готовится к большому наступлению. Потому и подтягивались к фронту новые белогвардейские части. И никакой хмель не мог вытеснить из головы мысль о предстоящих боях. С завистью смотрели солдаты на дежурившего у пакгауза часового: он оставался в городе.
Погрузка закончилась. Ждали, когда подадут паровоз. От нечего делать дымили длинными самокрутками. Солдаты, свесив ноги, сидели в дверях вагонов, лениво перебрасывались словами.
И вдруг задорно и весело затренькала гитара. Рядом с пакгаузом стоял Цыган. Гитара порхала в его руках. Он кружил ею над головой, перебрасывал за спиной из руки в руку, протаскивал под коленом и успевал щипать за струны. Гитара пела не умолкая.
Закончив короткий номер, рассчитанный на то, чтобы привлечь внимание, Цыган театрально раскланялся.
- Убирайся отсюда! - сказал часовой, карауливший заложников.
- А тебе что, жалко? - закричал солдат из вагона. - Пусть поиграет!
- Не положено! - ответил часовой. - Здесь заключённые.
- Какой законник! - зло усмехнулся солдат.
Его поддержали многие. Часовому кричали:
- Заткнись, тыловая крыса!
- Он сменится и дрыхать пойдёт, а мы - в окопы!…
- Играй, хлопец!
- Мы, может, кроме пуль, ничего и не услышим больше!
Часовой махнул рукой. Спорить было опасно. Подвыпившие, обозлённые солдаты могли расправиться с ним. Что им терять? Дальше фронта их не отправят.
Цыган снова ударил по струнам. На этот раз он то подскакивал, разбросив ноги в стороны, то присаживался и на пятках ходил по кругу, то начинал кружиться волчком.
Солдаты столпились вокруг паренька. Часовой подошёл поближе.
В это время Мика и Трясогузка подкрались к задней стенке пакгауза. Мика забрался командиру на плечи, привстал на цыпочки, дотянулся до оконной решётки и шепнул:
- Достал.
Трясогузка вытащил из мешка кусок сахару, подал его Мике. Кусок исчез в темноте за прутьями решётки. Мика услышал негромкий удар - сахар упал на пол. В пакгаузе завозились. Послышались приглушённые голоса.
Трясогузка подал связку баранок. Мика и её просунул за решётку. А когда он пропихивал между прутьев твёрдую копчёную колбасу, его пальцы встретились с чужими пальцами. Заложник и Мика не видели друг друга и не произнесли ни слова, но работа пошла быстрей. Теперь можно было передавать и бутылки с водой, и оружие. Мужские руки за решёткой проворно подхватывали всё, что просовывал Мика.
А Цыган всё плясал. Пот заливал ему глаза. Гитара стала тяжёлой. Но он не мог позволить себе передышку. Так он ещё не плясал никогда. Ему не хватало воздуха. В глазах рябило. Лица солдат слились в плотную колышущуюся массу. Ноги подкосились, и очередного колена не получилось: Цыган шлёпнулся на землю.
Вокруг захохотали.
- Выдохся всё-таки! - произнёс кто-то.
- Двужильный парень! - сказал часовой. - Я думал, ему и конца не будет!
Солдаты стали расходиться. Этого и боялся Цыган. Он попытался встать, но ноги не слушались. Тогда он запел старую таборную песню. Отчаянье придало его голосу волнующую искренность. Солдаты снова столпились вокруг сидящего на земле беспризорника.