"Расследование…"
Слово, брошенное Лирой, всплыло в сознании, как ядовитая медуза. "Непропорциональная жестокость". Как измерить эту "пропорцию", когда на кону стояла не честь или титул, а жизнь ребенка? Когда противник был не просто силен, а являлся мастером ментальных искусств, способным сломить волю за мгновение, превратить в овощ? Но формальные поводы… Их всегда отыщут, отполируют до блеска, как фальшивую монету. Совет колеблется – старые волки чуют кровь и новую расстановку сил. Патриарх держит руку на пульсе, но его "неприкрытие" было красноречивее любых слов. Игра началась. Игра в кости, где ставка – его голова, его будущее.
Он рухнул на спину на жесткое ложе, уставившись в непроглядную тьму каменного свода над головой. Доски кровати давили на каждую уставшую мышцу, каждую кость. Дышать было трудно – грудь сжимали невидимые тиски тревоги. Физическая усталость валила с ног, сковывала веки свинцом, но сон бежал, как преследуемый зверь. Мысли, острые и беспорядочные, как осколки разбитого зеркала, метались в черепной коробке, натыкаясь на стены страха, гнева, отчаяния. Каждый осколок отражал новый кошмар, новую угрозу.
Совет Теней. Лираэль. Ариэль не зря упомянула их так скоро. Его метод… не просто победа, а слом Элдина… превращение грозного менталиста в овощ… Это был не просто инструмент, это был шедевр подпольного ремесла, идеальное оружие для теневых войн, которые они вели. Цена за их интерес? Она будет несоизмеримой. Не золотом, не землями. Частью его души. Частью той самой свободы, которую он только что, с таким трудом, вырвал у Драйи. Но отказаться? Смог бы он, когда против него уже выпустили своры клеветников, когда Патриарх отступил в тень, когда каждый его шаг будет под микроскопом враждебных глаз?
Он резко перевернулся на бок, лицом к холодной, шершавой стене. Камень неприятно холодил щеку даже через ткань. Одиночество, настоящее, леденящее душу одиночество, сжало горло тугой петлей. Берта… Ее яростный рывок на Арене, щит, подставленный под удар вместо его спины, хруст кости, отраженный в ее глазах не болью, а яростью… Он должен был к ней. Сейчас. Немедленно. Убедиться, что с ней все… насколько это возможно. Но ночной визит к сломанной союзнице? Под прицелом шпионов ? Это был бы подарок врагам – "доказательство" сговора, давления, подготовки нового удара. Тормунд ранен и, вероятно, под наблюдением. Драйя отринута и озлоблена. Ариэль – лишь тень с деловым предложением. Даже Торвин… Сам факт его освобождения уже приписали Маркусу, превратив в "доказательство" его связей с врагами клана или тайных амбиций.
Он был один. Абсолютно, беспросветно, леденяще один. Запертый в своей каменной башне-склепе, с бронзовыми цепями – новыми кандалами – на запястьях, и неподъемным грузом ожиданий, ненависти и страха на израненных плечах. Та искра упрямства, тот теплящийся огонек мальчишки из Внешнего Круга, который гнал его вперед сквозь Арену и унижения, теперь казался таким ничтожно малым, таким хрупким в этой огромной, враждебной, каменной тьме. Искрой, которую вот-вот задует ледяной ветер большой политики.
Внезапно – шорох.
Не скрип половицы за дверью. Не шаги на лестнице. Не ветер за окном.
Шорох внутри. В самом углу комнаты, там, где стены сходились в непроглядную воронку теней, там, где материализовалась Даниэль. Шорох влажный, словно кто-то полз по сырому камню, или… дышал слишком близко.
Маркус замер. Дыхание перехватило в горле, словно сдавила невидимая рука. Боль и усталость испарились, смытые ледяной волной адреналина. Рука инстинктивно рванулась к эфесу меча – и схватила пустоту. Оружия с ним не было. В его "крепости" он был беззащитен. Он медленно, мучительно медленно приподнялся на локте, мышцы спины и плеча пронзила острая боль, но он игнорировал ее, глаза впиваясь в густую, почти жидкую черноту угла.
"Кто здесь?" – голос прозвучал хрипло, но твердо, нарушая гнетущую тишину. Его собственный вопрос повис в воздухе, не получив ответа.